Месть темного бога - Линн Флевеллинг

Некоторое время они ехали в дружелюбном молчании, потом Серегил повернулся к Алеку и спросил:

— Ты, наверное, удивляешься, почему я не рассказал тебе всего раньше?

— Ты никогда ничего о себе не рассказывал, — с оттенком упрека ответил Алек. — Я уже привык не задавать вопросов.

— Деликатность ничего тебе не даст, когда дело касается меня, — без смущения ответил Серегил. — Так что давай спрашивай.

— Что ж, хорошо. Почему ты не рассказал мне раньше?

— Ну, сначала потому, что у тебя были такие почерпнутые из сказок представления о фэйе, — ответил Серегил — Ты ведь думал, что все мы великие волшебники или питающиеся цветочным нектаром феи.

Щеки Алека вспыхнули, когда он вспомнил, какими детскими фантазиями делился с Серегилом в первые дни их знакомства.

Серегил искоса взглянул на него и ухмыльнулся:

— Ах вы, северные варвары, каких только историй вы не напридумывали! Так что я решил, что лучше сначала дать тебе ко мне привыкнуть. А потом я заболел. — Он помолчал, смущенно потупив глаза. — Я все время хотел рассказать тебе, когда мы вернулись в город, но… Сам не знаю, я все никак не мог выбрать подходящий момент. И то, что я сказал Нисандеру, в определенной мере правда; так что я горжусь тем, что ты обо всем догадался сам. Что еще ты хотел бы узнать?

«Чего только я не хотел бы узнать!» — подумал Алек, гадая, как долго продлится странное откровенное настроение Серегила.

— Сколько тебе лет?

— В лентине исполнится пятьдесят восемь. По обычаям моего народа я ненамного старше тебя, хотя, конечно, я гораздо опытнее. Трудно сравнивать возраст ауренфэйе и человека: мы по-разному взрослеем. По законам ауренфэйе я еще слишком молод, чтобы жениться или владеть землей, — хихикнул Серегил.

— Так что в Скале, можно считать, я достиг больших успехов.

— Это потому, что ты родич царицы?

— В определенной степени, хотя это очень отдаленное родство. Его хватило только на то, чтобы меня приняли при дворе и дали место среди доверенных слуг. Благородный Коррут, супруг Идрилейн Первой, был кузеном моей прабабки, так что мои права на принадлежность к скаланской аристократии весьма сомнительны.

Из намеков Микама и Нисандера Алек понял, что лучше не спрашивать Серегила, почему он покинул Ауренен.

— На что похожа твоя родина?

Несколько минут Серегил ехал молча, отвернувшись от Алека. Тот уже начал бояться, что совершил ошибку, он хотел сказать, что не ждет ответа на вопрос, когда Серегил начал петь.

Язык был Алеку незнаком, но звучал так певуче, так благозвучно, что юноше стало казаться, будто он почти понимает его — а когда поймет, то песня раскроет ему такие глубины чувства и мысли, на которые его собственный язык не способен. Мелодия, простая, но берущая за сердце, была полна грусти, и на глаза Алека навернулись слезы.

Серегил запел во второй раз, теперь уже переводя слова, чтобы Алек понял.

Любовь моя облачена в наряд из листьев зеленый, Венчает светлая луна ее драгоценной короной. Живым серебром ожерелья звенят, даруя душе утешенье, И ясное небо в ее зеркалах видит свое отраженье.

О, доведется ли еще мне блуждать под листьев зеленой сенью, В серебряном свете луны внимать живительных струй пенью? Судьба, что доселе хранила меня. дарует ли мне благодать Ступить вновь на милые те берега.

взглянуть на зеркальную гладь?

Глядя на голые зимние поля, Серегил хрипло прошептал:

— Вот на что похож Ауренен.

— Прости меня, — грустно сказал Алек. — Больно думать о своей родной стране, когда ты так от нее далеко. Серегил пожал плечами:

— Ири нала молкрат ей при нала эстин.

— Это на ауренфэйском?

— Да. Старая поговорка: «Лучше кислое вино, чем никакого».

На холмы уже легли вечерние тени, когда Серегил свернул с дороги на тропу, ведущую к каменному мосту через широкий поток. Они спугнули кормившуюся на берегу стаю лебедей, которые взлетели, громко хлопая крыльями.

С поразительной быстротой сняв в плеча лук, Алек подстрелил двух великолепных птиц и пустил Заплатку галопом, чтобы подобрать их.

— Здорово ты стреляешь! — крикнул Серегил, спускаясь к воде, чтобы дать коню напиться. — А я как раз думал, не потеряешь ли ты навыки без практики.

Алек подъехал к нему; с седла юноши свешивались белоснежные лебеди.

— Я тоже этого опасался. — Он спешился и подвел Заплатку к воде. — Теперь по крайней мере мы не явимся с пустыми руками. Мы, наверное, уже почти добрались?

Серегил показал в глубь долины:

— Это и есть Уотермид. К ужину мы опоздали, но я уверен, что Кари не отправит нас в постель голодными.

В нескольких милях выше по долине были видны пастбища и несколько домов у опушки горного леса. Всюду вокруг главного здания по холмам, как серые тучи, бродили стада овец. На более отдаленных пастбищах пасся крупный рогатый скот.

Алек, прищурившись, смотрел на поместье, гадая, как их там примут.

— Не беспокойся. Ты сразу станешь членом семьи, — заверил его Серегил.

— Сколько их там всего?

— У Микама три дочери. Бека — старшая, ей скоро будет восемнадцать. Большую часть времени на этой неделе ты проведешь, отражая удары ее рапиры. Элсбет четырнадцать, она имеет склонность к наукам. Думаю, она скоро поступит в школу при храме Иллиора. Самая младшая — Иллия, ей шесть, и она-то всем в доме и заправляет.

— Надеюсь, жена Микама не будет возражать, что я путаюсь у нее под ногами.

— Кари? — рассмеялся Серегил. — Микам наверняка уже рассказал ей о бедном парне-сироте, которого я притащил с собой с севера. Мне еще повезет, если удастся забрать тебя обратно. Что касается того, чтобы путаться под ногами, вряд ли для этого у тебя будет время.

Серегил свистнул, и Лохматый, разбрызгивая воду, выбрался на берег. Заплатка, однако, забрела на середину потока и, по-видимому, не собиралась трогаться с места, сколько Алек ее ни звал. Он и свистел, и уговаривал ее, но кобыла не обращала на юношу никакого внимания. Наконец он сдался, хмуро глядя на лошадь.

— Мрачные взгляды не помогут, — ухмыльнулся Серегил. — Похоже, придется тебе лезть в воду.

— Тут вымокнешь до нитки, — пожаловался Алек, глядя на скользкие камни. Неожиданно он хитро улыбнулся и достал из кошеля запасную кожаную накладку для лука. — Эй, Заплатка! -позвал он лошадь, протягивая ей кусочек кожи.

Кобыла немедленно повернула голову и насторожила уши. Шумно втянув воздух, она подошла к берегу, и Алек схватил ее за повод.

— Ты избалуешь животное, — предостерег его Серегил, угощая яблоком собственного коня. — Нужно приучить ее слушаться свиста, иначе тебе потребуется собственное кожевенное производство.