Парижане и провинциалы - Александр Дюма

— Нет, не увиливай, ты сказал да, а если он ответит нет, то ты немедленно уезжаешь, и дети больше никогда не увидят друг друга.

— Хорошо, я согласен. Видишь, из меня можно веревки вить.

— Дело в том, господин Пелюш, что ваша любовь к мадемуазель беспримерна.

— Но где же он, этот господин Анри? — спросил продавец цветов.

— На ферме. Идем, — промолвил Мадлен.

— Как?! Мы должны еще идти к нему?

— Ты же понимаешь, что он сам не придет сюда.

— Я готова, отец, я готова, — вмешалась Камилла, торопливо взяв г-на Пелюша за руку из страха, как бы он не передумал.

— Госпожа Пелюш, — величественно произнес продавец цветов, — если он откажет, то этой ночью мы не останемся под его крышей!

Как мы уже сказали, Анри вернулся на ферму, и, желая остаться наедине со своими мыслями, вошел в столовую, закрыв за собой дверь.

Он сидел, откинув голову на спинку большого дубового кресла, и его воображение блуждало по тем просторным полям бескрайнего пространства, которые вселяют безрассудные надежды в умы, пораженные глубоким и внезапным горем.

Анри действительно решил отказаться от Камиллы, но в его самопожертвовании не было смирения, и все, что в нем стремилось к счастью и на мгновение обрело надежду, восставало при мысли, что возлюбленная может быть потеряна для него навсегда.

И он стал искать в своей памяти примеры внезапно возникших, непредвиденных состояний и строить ради этой цели самые сумасбродные проекты.

Америка с ее необъятными лесами, Индия с ее алмазными копями, Калифорния с ее золотыми приисками по очереди представали перед его глазами; но, когда он хотел получше рассмотреть видение, оно исчезало словно мираж.

В то время как перед ним один за другим проплывали эти позолоченные призраки, раздался скрип открывающейся двери, и, повернув голову, он увидел на пороге папашу Мьета, вертевшего в руках свой остроконечный колпак с видом человека, собирающегося задать какой-то очень важный, но нескромный вопрос.

Анри смотрел на него несколько мгновений, затем, видя, что тот продолжает молча теребить свой колпак, решил нарушить молчание первым.

— А! — сказал он. — Это вы, господин Мьет.

— Да, господин граф, это я.

Анри горько улыбнулся, услышав, как папаша Мьет продолжает именовать его графом.

— Вам что-то нужно? — спросил Анри.

— Нет, — ответил старик. — Мне нужно не что-то, мне нужен кто-то. Извините за беспокойство, господин Анри, господин мэр Вути приехал с вами?

— Нет, я один.

— Ах, черт, мне необходимо с ним переговорить.

— Вы несомненно застанете его у него дома.

— У него дома! Если бы только это было именно так, то я бы не стал спрашивать. А господина Мадлена тоже нет?

— Вы его увидите. У вас к нему дело?

— Ну да, конечно. Я хотел бы с ним поговорить, но, возможно, если я поговорю с кем-то еще, то это будет одно и то же.

— Но с кем же, господин Мьет?

— Ну, к примеру с вами, господин граф.

— Как! Я могу вам дать необходимые сведения?!

— Ах! Я бы сказал, что да, можете, и даже скорее, чем кто-либо другой, если вы согласны.

— Я от всей души готов вам помочь, господин Мьет, — сказал Анри.

— Даже не знаю, как заговорить с вами об этом.

— Приступайте прямо к делу.

— В деревне кое-кто утверждает… — но я этому не верю, вы понимаете, господин Анри, — так вот, кое-кто утверждает, что ваша свадьба с мадемуазель Пелюш расстроилась?

— Увы! Те, кто это утверждает, дорогой господин Мьет, к несчастью, правы.

— О! Это невозможно, невозможно! Честное слово, господин Анри, клянусь, я поверю в это, если только услышу о случившемся лично от вас.

— И, однако, это так.

— Бог мой, вы выглядели такими влюбленными!

— Мы все так же сильно любим друг друга, господин Мьет.

— Нужны, конечно, были очень основательные причины, чтобы эта свадьба расстроилась, когда дело было почти уже сделано!

— Действительно, ее отменили по очень основательным причинам. Итак, если вы хотели узнать только это, дорогой мой…

Папаша Мьет сделал вид, что не понимает.

— Но в деревне еще говорят, что разрыв произошел из-за вас.

— Что же, если это вас так интересует, господин Мьет, — сказал Анри, который стал уже терять терпение, — действительно, это я взял назад данное мною слово.

— Ну да, именно так, именно так, — с лукавым видом заметил старый ростовщик. — А этот господин Пелюш, столь спесиво державший себя, не так уж прочно стоит на ногах, как хотел это нам показать?

— Что вы имеете в виду, господин Мьет?

— Я хочу сказать, что, когда подошло время запустить руку в карман и вытащить оттуда приданое, которое можно было бы противопоставить прекрасному замку и добрым шестистам арпанам земли, торговец цветами сыграл отступление, сделав пол-оборота налево, как он сам, командуя, говорит своим национальным гвардейцам.

— Мой дорогой Мьет, не следует несправедливо обвинять почтенного коммерсанта. Затруднение не в том, что он не в состоянии дать достаточное приданое своей дочери. Это я потерял все — я разорен.

— Вы разорены, господин Анри? Ну и ну! Напрасно они будут мне твердить об этом, я им ни на грош не поверю. И вы тоже напрасно сами будете утверждать это, я вам больше не верю.

— И, однако, это правда, — произнес Анри, кивком давая понять своему собеседнику, что разговор окончен.

Но старый крестьянин узнал еще далеко не все, что хотел. Он не сдвинулся с места, ограничившись следующим замечанием:

— Разорен… Это совершенно невозможно. Молодой человек вашего поведения… Ведь когда вы будете должны сто тысяч, двести тысяч, триста тысяч франков, вам их дадут под залог вашей земли и вашего замка, и к тому же всего лишь под шесть процентов, ведь это будет первая ипотека!

— Речь идет не о том, чтобы взять взаймы, господин

Мьет, а о том, чтобы продать, — продолжил Анри, видя, что ему не отделаться от старика, и начиная понимать цель его визита.

— Продать, — повторил Мьет, и лицо его засветилось от радости. — Продать! Продать эти прекрасные земли и этот чудесный замок, уже двести лет принадлежащие вашей семье; это решение, которое должно вам дорого стоить, господин граф.