Несокрушимые - Игорь Лощилов

Сергий понимающе наклонил голову и заговорил медленно, весомо, как бы противопоставляя свою речь горячности воеводы.

— Господь даёт нам пример смиренномудрия, он учил слушать всех: правого и неправого, фарисея и мытаря. Тако же и нам не след закрывать уши для одних и открывать перед другими. Вспомни Соломона: «Кто даёт ответ, не выслушав, тот глуп и стыд ему». Патриарх прислал в защиту города лик Богоматери, 8 сентября, в день рождения Святой Владычицы, будем встречать его всем миром. Тогда и послушаем, что скажут горожане. А насчёт воеводского закона ты прав: войско расслаблять не след. Иди, готовь его к битве, дай-ка я тебя благословлю...

8 сентября в городе царило праздничное оживление. Храмы гремели торжественным благовестом, нарядно одетые люди плотными рядами стояли вдоль московской дороги, по всей Рачевке, вплоть до Успенского собора, перед которым должно было произойти главное действо. Места занимались затемно, каждому хотелось стать на пути торжественного хода, а если повезёт, дотронуться до чудотворной. Вера в её неодолимую силу была изумительной, о том имелись многочисленные свидетельства.

Говорили, что икона эта писалась евангелистом Лукой ещё при жизни Богородицы и получила её одобрение. «Благодать родившегося от меня и моя с сею иконою будет», — будто бы сказала Божия Матерь. Ею благословил греческий император Константин свою дочь Анну, отправлявшуюся в долгий путь к черниговскому князю Всеволоду, отчего и нарёк её Одигитрией — Путеводительницей. Сын Всеволода, Владимир Мономах, выстроил для Одигитрии в Смоленске соборный храм Успения, который и стал для неё родным домом на многие века. С той поры Одигитрия верно служила городу: отстояла его от полчищ Батыя, не допустила нашествия Тамерлана, к её защите не раз прибегали московские и литовские правители, она помогала всем: исцеляла страждущих, давала силу немощным, подкрепляла малодушных, утешала скорбящих.

В толпе встречающих повторялись на разные лады давно известные истории. Про воина Меркурия, обретшего от неё неодолимую силу и победившего ордынских богатырей; о великой княгине Софии, получившей благодать на рождение сына Ивана, освободившего русскую землю от ордынского ига; о его сыне, великом князе Василии, возвратившем по её наущению исконный русский город Смоленск. И вот, наконец, прозрачное сентябрьское утро огласилось криками ликования — показался торжественный поезд, сопровождавший чудотворную икону. Грянули торжественные песнопения, радостнее зазвонили колокола. Люди опускались на колени и со слезами на глазах повторяли на разные лады: «Пресвятая Богородица, помоги нам! Погибаем! Поспеши нам на помощь. Тебя призываем, вразуми, дай силу, чтобы добрыми делами, честными мыслями и верою заслужить право на Твоё Материнское заступничество!»

Процессия продвигалась медленно и торжественно. Впереди длинной колонной шли монахи Духовского монастыря с зажжёнными свечами, они как бы расчищали путь Владычице, оберегая её от всякой скверны. За ними в облаках синеватого ароматного дыма следовали священники в парадных одеяниях, у каждого были кадильница и мирница с благовониями. Далее с подобающим сану величием плыли облачённые в золототканые ризы высшие церковные иерархи смоленской епархии, а уже за ними на увитых цветами носилках — сама Одигитрия. Склонив голову к Божественному младенцу, она смотрела на людей спокойно, всепонимающе, как бы говоря: «Доверьтесь моей защите и обретёте жизнь вечную». Носилки сопровождались прибывшими с иконой москвичами и певчими, чьи голоса тонули в хоре молитв и приветственных криках встречающих. Почтив проплывшую мимо икону, они вставали с колен и присоединялись к процессии, так что Соборная площадь, куда она прибыла, не смогла вместить всех. Люди размещались в примыкающих переулках, облепили деревья и крыши домов.

Носилки остановились перед собором, где на возвышении стоял архиепископ в окружении первых горожан. Сергий преклонил колени перед иконой, приложился к ней и, вернувшись на ступени собора, начал читать величальную молитву. Хор поддерживал его торжественным пением.

— Всё упование на Тебя возлагаем, Матерь Божия, сохрани нас под кровом своим! — говорил Сергий, и ему вторил хор.

— Сохрани-и! — гремело на площади.

— Всесвятая Богородица, не вверь нас человеческому предстательству, но сама заступи и помилуй нас!

— Помилу-у-уй! — эхом отзывалось на площади и в переулках.

Казалось, всё и вся было охвачено единым благоговейным порывом, однако так только казалось, у иных находились дела и помимо молитвы. Шеин разглядывал волнующееся море голов и волновался: ответят ли горожане с таким же единодушием на королевский универсал? Князь Морткин, повторяя согласно со всеми призывы Сергия, внимательно высматривал своих рассеянных по толпе сторонников, его тоже заботило поведение горожан. Были здесь ещё два чересчур внимательных человека — Афанасий и Антип, стоявшие среди новоприбывших. Оба с интересом озирались по сторонам, разглядывая незнакомый город и его жителей. Внезапно Антип напрягся, мелькнуло, как ему показалось, где-то виденное лицо, и он стал пробираться по направлению к нему. На него шикали, заступали дорогу, а он упрямо продвигался к цели. Ба! Да ведь это же Иван Салтыков, румяный красавец, на которого делались приговоры. Но почему такое странное одеяние? Может быть, ошибся? Да нет, всё тот же малозаметный шрам на щеке — он! Салтыков почувствовал его взгляд и повернул голову, какое-то мгновение они смотрели друг на друга, но потом тот стремительно бросился в сторону.

А славословие в честь Богородицы всё продолжалось. Прошло уже довольно времени, но утомления никто не чувствовал, только восторг, священный трепет властвовали на площади. Владычицу перенесли на возвышение, теперь она смотрела на свою паству, и каждому казалось, что именно на него. Её приподнятая правая рука с отогнутыми перстами как бы предостерегала от дурного, призывала к осмотрительности.

— Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! — возвестил Сергий.

— Радуйся! — загремел хор.

— Ра-а-дуй-ся... — раскатилось по площади.

Сергий поднял посох, устанавливая тишину.

— А теперь, православные, слушайте слово воеводы.

Он отошёл в сторону, уступая место Шеину. Тот вышел вперёд.

— Жители славного Смоленска! В суровый час вернулась к нам Заступница, ныне её помощь нужна как никогда. Жигимонд, король польский, прислал к нам грамоту, требуя сдать ему город и изменить нашему законному государю.

Стало совсем тихо, слишком уж круто завернул воевода, не дал времени опомниться.

— Слушайте королевскую грамоту и решайте, как быть.

Шеин выдвинул вперёд Михайлу Борисова, и тот загремел:

«Со смерти Феодора Бог послал на Московское государство несчастья и междоусобицы; брат идёт на брата, а немцы берут города, чтобы истребить православную веру. И вот многие люди Московского государства били нам челом разными тайными присылками, чтобы мы как государь христианский и ближайший приятель русского государства сжалились над разорением и истреблением веры христианской и церквей Божиих, жён и детей ваших не допустили до конечной гибели. Мы, великий король христианский, соболезнуя о таких бедствиях и непрестанных кровопролитиях, идём к вам своей особою с великим войском не для того, чтобы вас воевать и кровь вашу проливать, а для того, чтобы охранить вас от всех ваших врагов, избавить от рабства и конечного погубления, остановить разлитие христианской крови, непорушимо утвердить православную русскую веру и даровать вам всем спокойствие и тишину...»