Не буди дьявола - Джон Вердон

– Что ты об этом думаешь, Ребекка? – спросил Гурни, показывая на распечатку в руке Траута.

– Мне нужно время, чтобы получше его изучить, но прямо сейчас я с достаточной долей профессиональной уверенности могу сказать, что оно написано тем же человеком, который написал первоначальный документ.

– Что еще?

Она поджала губы, словно обдумывая разные варианты ответа.

– Он выражает то же снедающее автора негодование, которое сейчас усилилось из-за выхода телепрограммы “Осиротевшие”. Его новое недовольство, послужившее триггером для убийства Рут Блум, связано с тем, что “Осиротевшие” восхваляют недостойных людей.

– Все это очень разумно, – вставил Траут. – Это подтверждает то, что мы говорили о деле с самого начала.

Гурни проигнорировал его слова и снова обратился к Холденфилд:

– Как по-твоему, насколько он разгневан?

– Что?

– Насколько разгневан человек, который это написал?

Этот вопрос, казалось, ее удивил. Она взяла свою распечатку и перечитала текст.

– Ну… он употребляет эмоциональные выражения и образы… “кровь”, “зло”, “повинны”, “понести наказание”, “смерть”, “яд”, “чудовища”… в своем роде библейский гнев.

– Что мы видим в документе? Гнев? Или описание гнева?

Уголок ее губ слегка скривился.

– А в чем различие?

– Мой вопрос вот в чем: это человек в ярости выражает свои эмоции или же спокойный человек пишет так, как, по его мнению, должен писать человек в ярости?

Тут опять вмешался Траут:

– В чем смысл этого разговора?

– Все очень просто, – сказал Гурни. – Я спрашиваю, что считает доктор Холденфилд, проницательный психотерапевт: автор этого послания выражает свой собственный гнев или он, так сказать, пишет за придуманного героя – Доброго Пастыря?

Траут посмотрел на Баллард.

– Лейтенант, мы не можем потратить целый день на подобные эксцентричные теории. Вы ведете совещание. Убедительно прошу вас вмешаться.

Гурни по-прежнему глядел на Ребекку.

– Это простой вопрос, Ребекка. Что ты думаешь?

Она ответила после долгой паузы:

– Я не знаю точно.

Гурни наконец почувствовал честность в ее взгляде и в этом ответе.

Баллард казалась встревоженной.

– Дэвид, вы только что употребили по отношению к Доброму Пастырю выражение “совершенно прагматический”. Какой совершенно прагматический мотив мог быть у убийцы, чтобы застрелить шестерых человек, которых так мало связывает между собою, если не считать экстравагантных машин?

– Экстравагантных черных “мерседесов”, – уточнил Гурни скорее для себя, чем для нее. На ум ему снова пришел “Человек с черным зонтом”.

Пересказывать фильм на совещании по поводу реального преступления, тем более в недружелюбной обстановке, было рискованно, но Гурни все же решил это сделать. Он пересказал, как убийцы, преследующие человека с черным зонтом, растерялись, когда он растворился в толпе людей с такими же зонтами.

– Черт побери, какое это имеет отношение к тому, что мы собирались обсуждать? – впервые подал голос Дейкер.

Гурни улыбнулся.

– Я не знаю. Я просто чувствую, что имеет. Я надеялся, что в этой комнате есть проницательные люди, которые смогут разглядеть эту связь.

Траут закатил глаза.

Баллард взяла распечатку с вопросами Гурни. Ее взгляд остановился на середине страницы. Она прочла вслух:

– Все ли убийства одинаково важны? – она обвела взглядом собравшихся. – В свете истории о человеке с зонтом этот вопрос кажется мне интересным.

– Я не понимаю, какое это имеет значение, – сказал Дейкер.

Баллард снова поморгала, словно перебирая в уме разные возможности.

– Предположим, что не все жертвы были его основной целью.

– И чем же были остальные? Ошибкой? – Лицо Траута выражало скепсис.

Гурни уже обсуждал эту версию с Хардвиком: получалось слишком неправдоподобно.

– Не ошибкой, – сказал он. – Но они могут быть второстепенными.

– Второстепенными? – повторил Дейкер. – Что, черт побери, это значит?

– Пока не знаю. Это только вопрос.

Траут с грохотом уронил руки на стол.

– Вот что я вам скажу и повторять не буду: в любом следствии наступает момент, когда надо перестать сомневаться в очевидном и сосредоточиться на преследовании преступника.

– Проблема в том, – отозвался Гурни, – что по существу никто никогда не сомневался.

– Хорошо, хорошо, – Баллард подняла руки, останавливая спор. – Я хочу обсудить дальнейшие действия.

Она повернулась к Клеггу слева от нее.

– Энди, дай нам краткий обзор событий.

– Да, мэм. Он вынул из кармана какой-то изящный гаджет, нажал несколько кнопок и стал читать с экрана.

– Специалисты по сбору показаний ограничили доступ к месту преступления. Вещественные доказательства собраны, описаны и внесены в систему. Компьютер передан на судебную компьютерную экспертизу. Скрытые отпечатки пропущены через ИАСИО[10]. Имеется предварительное заключение судмедэкспертов. Отчет о вскрытии и токсикологический анализ будут готовы в течение семидесяти двух часов. Фотографии места преступления и жертвы внесены в систему, так же как отчет о происшествии. Отчет Информационной службы криминальной юстиции, третья редакция, внесен в систему. Доступны первые полные опросы свидетелей, краткие отчеты будут готовы позже. Опираясь на показания двух очевидцев, видевших в окрестностях армейский или гражданский “хаммер” или другую похожую машину, Департамент автотранспорта составляет список владельцев всех похожих машин, зарегистрированных в штате Нью-Йорк.

– И как предполагается использовать эти списки? – спросил Траут.

– Это база данных, по которой мы сможем пробить любого подозреваемого, как только он появится, – ответил Клегг.

Вид у Траута был скептический, но он промолчал.

Гурни было неуютно от мысли, что он уже знает ответ на вопросы Клегга. Вообще-то он приветствовал максимальную открытость. Но в нынешней ситуации он боялся, что откровенность только всех отвлечет и все попусту потеряют время, обсуждая Клинтера. А Клинтер, в конце концов, не мог быть Добрым Пастырем. Он особенный. Возможно, сумасшедший. Но чтобы злодей? Нет, практически наверняка не злодей.

Но у Гурни был и другой повод промолчать, более субъективный. Он не хотел создать впечатление, что слишком хорошо знаком с Клинтером, слишком с ним связан, на одной волне. Он не хотел, чтобы его запятнала эта связь. Тогда, во время ланча в Бранвиле, Холденфилд оглушила его диагнозом “посттравматическое стрессовое расстройство”. У Макса Клинтера тоже было ПТСР. Гурни не нравилось это совпадение.