Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

— В процессе отступления бои были или вы только уходили?

— Мы только уходили. Только копаемся, бои были, а мы в пределах пятнадцати-двадцати — это взвод в основном. Мы отступали. В бой мы не вступали ни разу, ни разу не могли вступить в бой. Только как будто вступить и сразу мы уходили, враг-немец нас обошел и находится сзади.

— И где для вас, для вас лично был первый бой?

— Первый бой был у нас, не доходя до станции Христиновки. Был первый бой, потом артобстрел, где я был ранен.

— Что за ранение?

— Ранение я получил в лицо. Все части ушли, я истекал кровью, одна старушка подошла, и, я сейчас уже это признаю, взяла ржаного хлеба, приложила мне и остановила кровь. Я потерял очень много крови и после этого дела и сейчас, если порезал палец или что — я обязательно хлебом — сразу и кровь перестает идти.

Оттуда, когда нас подобрали и в Умань[478] — был кирпичный завод в эту яму нас загнали, несколько сот тысяч человек, под палящим знойным солнцем…

— А вот вы остались на этом поле? На поле старушка вас нашла?

— Это был артобстрел недалеко от станции Христиновки, я лежал, истекал кровью, наши отошли. Старушка проходила мимо и видит, что я дышу еще. Она быстренько пошла рядом с ее домом от станции, она принесла хлеба, остановила мне все это дело, перебинтовала, глаза затекли от ранения

— Вы продолжали лежать или вы встали?

— Когда она меня подняла, кровь остановила, тогда стали собирать пленных, сдали меня в лагерь на кирпичный завод. С кирпичного завода украинцы стали выкупать женихов, собственно говоря. Там ставили этот лагерь, брали на работу и мне удалось сбежать. Я сбежал.

— А сколько вы в лагере пробыли?

— В этом? Два дня в Уманьском, потом я сбежал.

— Как вам удалось это? Как это происходило?

— Вывели в город на уборку. Я ушел. Чем оно кончилось потом? Многие бежали.

— А вас не охраняли, когда выводили на уборку?

— Выводят 40–50 человек, находится там один полицай или еще кто, дают участок. Там легко можно было уйти. Потом уже тяжелее было. Но мы собрались те, кто служили в западной Украине — русские там с других полков, дивизий, взводов и рот — собрались несколько тысяч человек и стали уходить в леса.

— Вместе с ними вы и убежали?

— Я убежал один, потом остановился у одного хозяина, он мне рассказал: «Нельзя держать военных», в гражданку меня переодели, побрили наголо, потому что я не военнопленный, а арестант, я сидел в тюрьме. Благодаря этому мне удалось выйти из города.

— Что это за человек был, который вас переодел?

Я сейчас его не помню. Еврей. Еврейская семья. Они жили, на них экзекуции еще не было. Их тоже выводили в город на уборку уже, надевали на рукава звездочку эту еврейскую и выводили на уборку. Убирали территорию, убирали это здание, разрушенное от боя в Умани. И я при их помощи узнал, где мы находимся и мы с этими ребятами встречались

— Алексей Ангелович, извините, а как получилось, что вы вышли именно на этого человека?

— В городе тоже были евреи. Забежали домой к нему.

— Вы знали, что вы в еврейский дом идете?

— Я знал, что это еврейская семья. Они многих скрывали. Их брали на день на работу, а вечером поле работы отпускали в начале домой, а наших пленных вели в лагерь. Мне удалось бежать благодаря человеку, который убирал со мной. Он мне показал, в каком направлении бежать и как, рассказал, пока мы убирали. Я ушел. Потом где-то в декабре месяце начали организовывать партизанские отряды в лесу. Мы двигались ближе к Западной Украине с Умани в лес. Там нас поймали, выдали и посадили нас. Я сказал, что я иду из тюрьмы. Не сказал, что я военнопленный. И меня посадили в тюрьму для следования. Держали меня 10 или 12 дней.

— Давайте вернемся немного назад. Вот вы ушли в лес. Группа… что это были за люди рядом с вами?

— Разные люди со всех концов

— Кого вы вспоминаете? Кого вы помните? Опишите их, пожалуйста.

— Я вспоминаю ребят, с которыми я был, которые служили в Западной Украине — офицеры, сержанты. Мы познакомились в лесу. Сначала друг друга боялись. Потом, когда узнали, кто откуда, признали друг друга. Потом украинские националисты нас выдали.

— Сколько времени вы провели в лесу?

— С конца августа до декабря месяца. С момента, когда мы ушли оттуда, побег — два дня, потом мы были в городе, нас завели за город и мы шли в направлении лесов.

— Почти полгода надо было как-то питаться, одеваться, спать где-то, греться. Как это происходило?

— Там земляночки сделали, связи не было, радиостанции не было, у каждого было свое ружье. Их отбирали в первую очередь и каждый имел свою винтовку. Где-то доставали, где-то мы задержали полицаев, где-то отбирали. Еще в этот период, в начале можно было это делать. Так и жили. Ближний хутор, ближняя деревня — по очереди ехали, привозили продукты, хлеб, мясо привозили. Так вот и питались.

— И люди просто добровольно отдавали такие продукты?

— Приходили, отдавали, пока не попались такие националисты, которые предали, окружили.

— Наверное, иногда приходилось как-то и силой отбирать эти продукты?

— Силой не приходилось, потому что народ более-менее отдавал то, чем мог делиться. А что не мог, винтовка она все могла взять. Потому что вооруженных людей все-таки в какой-то степени боялись. Поэтому и понимали это дело, что люди должны кушать. Кто чем мог, тем делился. Картошку брали, муку, крупу, мясо, то другой раз берем и баранчика или полкоровы, которую можно было унести. Имели свою повозочку, свою лошадь. Три-четыре человека выезжали. Собираем то в одном месте, то в другом месте, то в третьем. Вот так мы питались до мая 1942 года, это где-то в апреле месяце, когда нас выдали в декабре. Нас взяли, мы опять сбежали. И вторично, когда попали я уже попал, как арестант в тюрьму.

— Алексей Ангелович, а что за землянки были, в чем вы жили до декабря?

— Ну там же лес. Взяли пилы, вырыли землянку, сруб сделали, достали в деревнях буржуйки-печки, дров. Нельзя было жаловаться. Вот мы так и жили.

— Какие-то боевые действия ваша группа совершала?

— Никаких боевых действий мы в тылу не могли совершить. Только то, что мы полицаев могли убить, забрать оружие. Мы охотились за полицаями и эти, которые в гарнизоне, там было в первую очередь. Там два-три немца где-то в комендатуре. Но мы были в деревнях. В деревнях были полицаи.