Бастард. Сын короля Ричарда - Игорь Ковальчук

— О чем ты думаешь сейчас? — шепотом спросила Серпиана, когда он выдохся и пристроился рядом с ней.

Дик не ответил. В сгущающемся полусне он вспоминал крики мессинцев, от близости смерти теряющих сходство с человеческими, — в них звучали знакомые слова, вопли англичан, которых он не узнавал. Только теперь он воочию увидел, как под ноги его коня лилась кровь, — но разве можно думать об этом в бою? Нет, если хочешь выжить, для переживаний есть ночь. Дик прикрывал глаза, чтоб отрешиться от мира, в котором все шли и шли войны и никак не удавалось передохнуть, преклонить в покое голову и насладиться мгновением. Но сон оказывался продолжением реальности, лицо обжигала память о жаре солнечных лучей, бил в ноздри запах крови, острый и неотвязный. Кровью пахли его руки, и внутри него бурлила кровь, только еще живая, способная будоражить и отзываться хоть на ненависть, хоть на любовь, хоть на красоту, хоть на уродство.

Корнуоллец во сне рассеянно гладил плечо Серпианы, зная: все отвратительное, что преследует его в жизни, отпустит сердце и память, как только рядом окажется она.

Наутро Дик нашел Роберта под дверью — рыцарь из Саблайля спал на полу галереи, завернувшись в плащ. У любого свитского со временем появлялась привычка ночевать где попало, пусть даже на каменном полу, пусть даже на земле. Роберт спал чутко: когда корнуоллец остановился рядом, он тут же проснулся и поднял голову со свернутого жгутом капюшона плаща. Сонно сощурился.

— А, это ты? Что, уже рассвет?

— Вставай, пойдем на кухню промышлять остатки.

Саблайльский сеньор с кряхтением поднялся с пола. Завернулся в плащ.

— Учти, — предупредил он улыбаясь. — Когда я приведу себе девицу, мои сапоги полетят в тебя. И ты будешь ночевать на полу.

Дик поднял с пола свою обувь. Натянул на ноги.

— Ну, я-то ладно, — сказал он. — Анну ты тоже погонишь спать на полу, что ли?

— Против твоей прелестной Анны я ничего не имею, — улыбнулся Роберт не без лукавства. — Если захочет остаться — пусть…

Договорить он не успел — корнуоллец, хохоча, толкнул его в грудь, и Роберт отлетел к стене. Ударился он не сильно, увернулся и напал на Дика сбоку, попытался схватить его за шею. Тот оттолкнул руки саблайльца, подставил колено, чтоб приятель налетел на него животом. Роберт покатился по полу, прихватив с собой и противника — ловко дернул за ногу, уронил на себя. Смеясь и азартно пыхтя, они тузили друг друга.

Распахнулась дверь, и на пороге комнатушки появилась Серпиана. Она куталась в свой плащ, накинутый, похоже, прямо поверх рубашки. На ее щеке остались красноватые рубчики от складок плаща, укрывавшего изголовье.

— Что, опять? — выкрикнула она, увидев дерущихся мужчин.

Дик отпустил Роберта и поднялся с пола.

— Да, родная. Именно сейчас мы отправимся пить пиво.

На следующий же день английские флаги с башен были сняты, но власть Ричарда над Мессиной нисколько не уменьшилась. Сановники клялись возместить убытки; не доверяя словам (а король Английский обещаниям, не подкрепленным чем-нибудь весомым, не верил никогда), Плантагенет потребовал заложников. Сумма, насчитанная алчным англичанином, была весьма велика, и не все пребывали в уверенности, что смогут собрать ее в срок. Любезная улыбка государя Англии постепенно обернулась оскалом — рисковать близкими никому не хотелось, но и отказать было нельзя.

Ричард теперь требовал от Танкреда больше, чем раньше, — не только возмещение в сорок тысяч унций, но и изрядный индодариум, то есть вдовий надел для своей сестры. Теперь Плантагенету уже казалось недостаточным того, что новый король в уступку традициям и завещанию Вильгельма Гвискара уже выделил Иоанне, он требовал графство близ горы Святого Ангела — богатые, плодородные земли. Никто не сомневался, в чьих руках будет управление землями, кому достанутся доходы. Де Лечче счел требования чрезмерными.

В ту же ночь, как это стало известно, из города исчезли Иордан Пинский, Мергрит, эмир, с семьями и золотом и еще несколько мелких сошек. Ричард пришел в такую ярость, что все решили: быть еще одному погрому. И, пожалуй, не развевайся уже на всех городских шпилях флаги с башней или двумя наездниками на одном коне — символом тамплиеров, — английский государь так бы и поступил. Но дело было сделано, и, скрипнув зубами, он ограничился лишь тем, что конфисковал имущество беглецов — дома, галеры и поместья — все, что имело видимую ценность, а на остальное спустил своих солдат. Можно было не сомневаться, что, вернувшись, ни один из этих мессинцев не найдет ни единой крохи своего добра.

В то же время король Ричард приказал взять небольшой замок неподалеку от Мессины, и, поскольку в его стенах не имелось сколько-нибудь значимого гарнизона, захват прошел быстро и незаметно. На вроде бы выходящий за рамки договора поступок английского государя предпочли закрыть глаза, тем более что объяснения выглядели убедительно: замок мал, недостроен, почти не охранялся. То, что по распоряжению его величества укрепления тут же принялись достраивать, коннетабль короля истолковал тем, что зловредные мессинцы, однажды напав, могут повторить свою попытку. Горожане, совершенно запутавшись в том, кто на кого напал и кто что начал, уже и не спорили. Они без сопротивления принялись снабжать работающих на строительстве провизией и камнем — мол, только бы не трогали нас, и слава богу!

Плантагенет приказал расширить замок, нарастить стены, причем спешно, и дал ему имя Матегриффон. Эта маленькая крепость теперь царила над Мессинской долиной, сицилийцы задирали головы, рассматривая ее силуэт на ярком, как зарево, небе, и чувствовали страх. Работы шли и в монастыре Гриффен, там рыли канал, но зачем это делалось, Дик не понял. Смятение местных жителей он ощутил очень явственно, когда к нему подошел купец, долго дежуривший во дворе замка, чтоб только увидеть хоть кого-нибудь, приближенного к королю, и попытался всучить корнуоллцу подарки — несколько украшений и большое серебряное блюдо. Молодой рыцарь сперва отказался, но, выслушав вопросы купца, решил, что вполне может принять ценности, раз речь идет лишь о разговоре. Он небрежно забрал предметы и переспросил:

— Так чего ты хочешь?

— Доблестный воин, — тряся жирными поблекшими щеками, заговорил купец, давясь французскими словами. — Скажи мне, верно ли говорят, что король Ричард решил остаться здесь, на Сицилии?

— Кто тебе это сказал?

— Многие говорят. На рынках, и в магистрате твердят, что англичане собираются захватить Сицилию… Обе Сицилии. Что будет резня, и все, кто хоть чем-то служил де Лечче, будут казнены.

— Я ничего не знаю о планах его величества, — хмуро ответил Дик, пытаясь прикинуть, зачем Ричарду может понадобиться Сицилия. — А и знал бы, так не сказал.

— Но я не о тайнах спрашиваю, избави меня Боже! — Купец трясущейся рукой перекрестился на башенку замка, где располагалась кухня. — Только о том, что говорят меж вас, доблестных солдат. Только о слухах!