Светлая для наследника - Нина Новолодская

— И долго ты намерена жалеть себя? — Прошипела она, засучив рукава и собирая грязную посуду с пола, — Темные! Если бы все люди, что рисковали собой, видели бы тебя сейчас! Если бы они знали за что борются?!

— Я никого не просила! — прошипела из угла, в котором обосновалась, — никого не просила рисковать и погибать, зачем все это было нужно?..

— Слушай! — Женщина выпрямила спину и поставила груду грязных тарелок на край нового деревянного стола, пожалуй единственной новой вещи в этой комнате, — тебя забыли спросить! Если кто-то рисковал ради тебя, если кто-то отдал жизнь за тебя, значит, это того стоило! Имей смелость принять их жертву и гордо неси этот дар! Имей совесть и возьми ответственность на себя! Слышишь?!

— Я не могу! — прошипела все из того же угла.

Жалеть себя было так привычно, так удобно. Даже сейчас я могла оставаться жертвой, могла холить и лелеять все эти чувства. Могла сокрушаться о том, что произошло. Могла наслаждаться жалостью и ненавистью к себе. Мне казалось, страдания, что испытываю облегчают тот неимоверный груз вины, что упал на мои плечи.

— Ты права. Не можешь, и значит все произошедшее жуткая кошмарная, просто кошмарная ошибка. Все те, кто рискнул ради тебя своими жизнями — все они просто дураки. Безмозглые дураки! Слабые, жалкие людишки, поверившие в тебя… Тебе поверившие!

— Я не хотела этого! Не просила! Зачем?! Кто я такая?! Чего они ожидали от простой, бездарной и бесталанной меня?! Что я свергну Его Величество с престола? А может, что я подниму и возглавлю восстание? Может они также хотели, чтобы я вышла за кого-то и нарожала кучу кровных наследников? — Я, наконец вскочила на ноги, делая шаг к румяной, то ли от гнева, то ли оттого, что последние часы она провела на кухне, женщине.

— Никто и никогда бы не попросил об этом, — неожиданно примирительным тоном прошептала Марта, — никто и никогда. Все это делалось ради одной цели: чтобы ты жила, могла быть собой и найти свое счастье. Чтобы ты с открытым сердцем вступила в этот мир, чтобы могла так же открыто любить, радоваться, быть, в конце концов, свободной — ведь именно этого хотят родители для своих детей, этого желают преданные любящие своим любимым! И если они даровали тебе этот шанс, будь достаточно смелой, чтобы принять его.

— Но я…, я боюсь… — я снова сникла, мои плечи ссутулились, и сама я медленно опустилась на край развороченной постели. — Я боюсь, что снова кто-то пострадает из-за меня…

— Кто-то страдает каждый день. Слушай, девочка, а почему ты не страдаешь о тех людях и “нелюдях”, кого ты порешила там на дороге, еще до того, как вы с Киром попали сюда? А? Почему не страдаешь о них? Тебя не мучила совесть, когда ты убивала темного?

— Это совсем другое дело! Нельзя сравнивать! Это был вопрос жизни и смерти! Я просто защищалась и защищала Кира…

— Это было для тебя естественно? — голос Марты изменился, но я не заметила этого, погружаясь в странное состояние, словно сегодняшняя я и та я, что была раньше совершенно разные личности.

— Д-да… — ошарашенно выдохнула, поднимая глаза на женщину, — я не понимаю… Я… я…

Я поняла, что сломалась. В какой-то момент я перестала быть той, кем была ранее. А кем я была? Я была механической куклой, я даже как-то видела такую в витрине одного талантливого лавочника в столице. Та кукла могла ходить, говорить пару простых фраз, выполнять элементарные команды, такие как есть, пить, сидеть. Но она оставалась куклой и от того казалась немного жуткой.

И я была такой вот куклой. Я умела бегать, прыгать, говорить, улыбаться, слушать родителей и ждать своего "звездного часа”. Этим я жила почти 19 лет — ожиданием того, что придет мой контракт. Моя судьба исполнится. Хотя уже почти перед самым появлением Кира в моей жизни я готова была жить ради еще чего-то. Готова была, хотела, но не имела такой возможности.

Чужая жизнь не была для меня ценностью. Жизнь родителей — по умолчанию. Кира — безусловно, но все остальные люди… Я вспомнила те чувства, что испытывала, когда рыскала по карманам темного. Ничего, кроме легкой брезгливости из-за того, что он был уже трупом. И тут же перед глазами встало лицо Тора, после того, как лезвие моего кинжала вспороло его грудь. И потом, когда Виркур тащил меня второй раз в центр зала — мне было его жаль, ужасно жаль этого мальчика. Я сама убила его, я ненавидела его, я хотела ему смерти, но я оказалась не готова увидеть его мертвым.

— Ани? Ани, ты меня слышишь, девочка?

— Я не знаю, что…, но со мной что-то произошло… Что-то сломалось и все стало слишком ярким, насыщенным… Я оказалась не готова к этим изменениям, словно все мои чувства и ощущения обнажились. Каждый миг, каждая секунда…, я боюсь того, что любое мое решение причинит кому-то боль… Как Киру… Он тогда…, мне казалось, что в тот момент он, словно умер! Хотя я умерла раньше…, я просто не могу и не хочу жить дальше, испытывая все это. Слишком много и слишком больно…

Я намеренно пресекала любые попытки думать и вспоминать о Берхольде. Было слишком сложно и больно, мне казалось, хотя я никак не могла понять, откуда взялось это чувство, что я предала его, разрешив снять браслет. Но я знала, что Виркур убьет его, верила словам мага, как своим.

— А придется. Или ты берешь себя в руки и признаешь, что все было не зря или выметайся из моего дома. Слабакам тут не место. Будь достаточно сильной и смелой, чтобы не испугаться завтрашнего дня!

— Но…

— Ты не единственная, кто все потерял! — Наконец, Марта не выдержала и закричала, стискивая край фартука, — не единственная, кому было страшно даже помыслить о том, чтобы жить дальше, радоваться каждому новому дню, встречать солнце по утрам… Но… Ты не одна, Ани, слышишь?! Не одна такая! Главное, что ты не одна…

Не знаю, почему, не знаю как, но я поднялась с кровати, просто сделала шаг вперед и окунулась в теплые объятия Марты, каждой клеточкой тела ощущая, что я, и правда, не одна. Ведь она смогла жить дальше, после того как все потеряла? Она смогла каждое утро вставать и радоваться дню, когда ее сын и любимый муж… Я сильно сжала ее плечи, словно в эту секунду хотела вернуть ей всю ту любовь, что она потеряла.

— Ничего такого не произошло, милая, — прошептала Марта, похлопывая меня по спине, — каждый день кто-то умирает, и каждый день кто-то совершает что-то ради другого.

— Мой отец… — проблеяла я, наконец, решившись, — мой папа…

— Жив и здоров! — перебила меня Марта, — и, кстати, собирается переезжать на побережье!

— Что? — я отступила от нее, непонимающе разглядывая женщину.

— Что-что? Вот если бы ты заглянула хоть в одну из этих дурацкий газет, что Ритти и его приятели таскают мне ежедневно, то узнала бы много нового…

— Да? — прижала ладонь к губам, дрожащим и еле слушающимися от нахлынувших чувств, — он… он…, а мама?..

Вторая ладонь взметнулась, ложась поверх предыдущей. Первый раз за все эти дни, первый раз с того момента, как я ступила на каменный пол храма, я подумала о маме. О той, кто потерял, должно быть гораздо больше нашего, практически все… Кто, испытал столько горя, ужаса, страха за родных, сколько я и не смогла бы себе представить… Как Марта. Я кинулась и сильно-сильно обняла женщину, пытаясь передать ей все то, что испытывала сейчас.