Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен

спешных консультаций с Дофином, который находился в пути из Пуатье, они созвали Генеральные Штаты всего королевства, которые собрались в Париже 1 ноября 1356 года. Почти сразу же этот созыв был заменен другим, еще более срочным, который должен был собраться 15 октября и ограничивался провинциями Лангедойля, единственными, от которых можно было ожидать своевременной отправки своих представителей. 29 сентября 1356 года восемнадцатилетний Дофин въехал в Париж. Он не поехал в королевский дворец на острове Сите, а расположился в Лувре, большом круглом замке Филиппа II Августа на западной окраине города, защищенном рвами и стенами от подданных его отца[418]. Здесь он начал собирать вокруг себя зародыш нового правительства. Кроме постоянных чиновников его отца, таких как Бюси и ла Форе, здесь были два королевских принца, герцог Орлеанский и граф Алансонский, его родственник Жан де Шатийон, граф Сен-Поль, и Роберт Моро де Фьенн, старый вояка, который был назначен коннетаблем. В начале октября к ним присоединился Карл Блуа, бежавший от бедствий из Бретани. Он был более опытным политиком, чем любой из них, но был одержим желанием спасти Ренн и то, что осталось от его герцогства, любой ценой.

Недоумение и гнев французов были еще более сильными, чем после поражения при Креси, десять лет назад. Предательство казалось единственно возможным объяснением поражения столь великой армии. Было много слухов о бегстве второй баталии и королевских принцев с места сражения, которые предшествовали прибытию Дофина. Их поведение сравнивали с героизмом короля и его младшего сына Филиппа. В течение осени общественное презрение к правительству и командирам армии охватило все дворянство. Один человек, автор нескольких горьких стихов, написанных после катастрофы, обвинил их в том, что они намеренно проиграли битву в сговоре с врагом, чтобы затянуть войну ради взаимной выгоды. По его словам, они были слишком жадными, чтобы убивать захватчика, когда вместо этого могли взять с него выкуп, и настолько одержимы условностями аристократической войны, что испытывали больше естественного сочувствия к равным себе на другой стороне, чем к своим соотечественникам. Люди помнили роспуск городской пехоты после осады Бретея, которое они объясняли снобизмом и высокомерием. Они помнили павлиньи наряды, которые были так модны среди знати в начале 1350-х годов:

Фонтаны тщеславия, роскошные одежды,

Золотые пояса и перья на голове.

Свидетельства носят анекдотический характер, но, как бы то ни было, позволяют предположить, что эти чувства широко разделялись населением. Согласно более сдержанному памфлетисту, толпы людей собирались на улицах, чтобы бросать оскорбления в дворян, когда они проезжали мимо: "трусливые зайцы, надутые индюки, подлые дезертиры". В одной деревне в восточной Нормандии жители собрались вместе, чтобы напасть на рыцаря, который ехал по дороге без оружия со своим оруженосцем и слугой. "Вот едут предатели, бежавшие от битвы", — кричали они[419].

* * *

В Париже накал страстей был выше, чем где бы то ни было. Этот город занимал уникальное место во французской политике. По размерам и численности населения он превосходил все остальные города Европы. Это была великая административная столица, художественная и интеллектуальная метрополия королевства, доминирующий рынок огромного региона и центр сети дорог и рек, протянувшихся через всю северную Францию. Необычным для такого большого города было то, что в Париже не было коммунального самоуправления. Он управлялся двумя властями, которые соперничали между собой. Королевский прево с резиденцией в Шатле, ведал основными гражданскими и уголовными судами столицы и содержал небольшое постоянное подразделение полиции. Купеческий прево вместе с четырьмя эшевенами возглавлял свободную ассоциацию торговцев, входивших в корпорацию marchands  d'eau (ганзу речных торговцев). Формально этот орган был просто гильдией купцов, взявшей на себя ответственность за регулирование торговли на Сене и оптовой торговли в городе, но на практике он стал выполнять многие административные и полицейские функции. Несмотря на отсутствие какой-либо формальной политической организации, несмотря на сильные контрасты в богатстве и статусе, население Парижа было на удивление сплоченным. Париж был всегда городом небольших мастерских без главенствующей ремесленной корпорации и без огромных масс неквалифицированных пролетариев, как в Генте или Флоренции. Он не пережил тех социальных потрясений, которые были характерны для других крупных европейских городов с XII века. Его население было связано между собой густой сетью гильдий и братств, а также всепроникающими связями соседства, клиентелы и интересов. В стенах города масса слуг, подмастерьев и ремесленников жила бок о бок с аристократией купцов и банкиров, с непостоянными толпами иммигрантов, нищих и преступников, и все они тесно соседствовали на узких улицах, где страх и гнев быстро распространялись, а толпы народа собирались из ниоткуда в считанные секунды.

В течение двух столетий сменявшие друг друга короли Франции поддерживали тесный союз с этим огромным, богатым и политически активным сообществом. Город черпал значительную часть своего престижа из присутствия к нем монархии, что было видно по разветвленным зданиям и садам королевского дворца, который заполнял западную часть острова Сите. Процветание города во многом зависело от дел короля и от растущего числа придворных, просителей и администраторов, которые его окружали. Город осознавал свое положение в стране. Купеческий прево традиционно произносил верноподданническую речь от имени городов на открытии заседаний Генеральных Штатов. В кризисные моменты он обычно первым предлагал деньги в казну короля и войска для его армий. Париж был сообществом осознанного патриотизма в то время, когда патриотизм для большинства французов все еще оставался юридической абстракцией. Однако эта впечатляющая солидарность с королевской властью была не только ценной, но и опасной. В 1356 году французская политика, которую парижане горячо поддерживали, потерпела крах в результате финансового банкротства и военного поражения и патриотический энтузиазм парижан быстро перерос в гнев и насилие.

Человеком, который выразил этот гнев и в конечном итоге возглавил насилие, был Этьен Марсель, купеческий прево. Марсель принадлежал к известной семье парижских торговцев сукном и финансистов. Изначально он не был богатым или даже особенно успешным человеком, и его коммерческая деятельность, по-видимому, была весьма скромной. Основой его состояния стала женитьба в 1345 году на богатой наследнице Маргарите де Эссар. Ее отец, пока не был опозорен и заключен в тюрьму во время чистки, последовавшей за битвой при Креси, был самым крупным банкиром Франции. Брак Марселя принес ему приданое в 3.000 экю и связи с обширной сетью юристов и финансистов в самом сердце королевской администрации. Предположительно, именно благодаря этим связям он стал купеческим прево примерно в 1354 году. Но способ его возвышения неясен, и даже дата выбора его на должность прево неясна. Естественно, будучи купеческим прево, он был вовлечен в события того времени и выступал от имени Третьего сословия на собрании Генеральных Штатов в декабре 1355 года, как это делали его предшественники. Марсель набрал и возглавил небольшую армию, которую Париж отправил на