Джентльмен-авантюрист - Джо Беверли

— Тебе тоже хочется это сделать? — догадалась Пруденс.

— Да. Ты будешь возражать?

— Конечно, нет.

Кейт поменялся лошадьми с одним из конюхов и, прихватив у него еще и шляпу с пером, помчался догонять Диану и Перри. Его смех несся по ветру.

Ничего не поделаешь. Ей тоже придется научиться ездить верхом.

Кейнингз выглядел чудесно, и Пруденс сообразила, что он уже стал для нее домом. Еще не совершенным домом, но местом, где она чувствовала себя дома.

Пруденс увидела в саду Хетти с детьми и махнула рукой. Рядом с домом гуляла Артемис с девочками и нянями, одна из которых держала на руках младенца. Диана тут же повернула лошадь к ним. Подъехав, графиня спешилась, взяла девочку, предусмотрительно отвернулась и стала кормить ребенка, как простая крестьянка.

Пруденс надеялась, что и она вскоре обретет такую уверенности делать то, что пожелает.

Она, Кейт и Перри спешились у входа, конюхи увели их лошадей.

— Думаю, мне следует пойти к матери и дать отчет о сегодняшних событиях, — сказал Кейт, когда они вошли в дом. — Она, разумеется, не одобрит.

— Я пойду с тобой, — ответила Пруденс, — и прослежу, чтобы она отнеслась одобрительно.

— А я исчезну! — со смехом заявил Перри и удалился.

Вдова была не в восторге, но заметила:

— С такими негодяями нужно расправляться. Это не причинит вреда, поскольку вас обоих видели в обществе леди Аррадейл. Надеюсь, завтра будет более спокойный день, и она отобедает с нами. Я знала ее родителей. Бог не дал им сына. Для них это была великая печаль.

— Как и Генрих Восьмой, они нашли бы утешение в дочери, — сказал Кейт, — если бы могли видеть ее сейчас.

— Генриху Восьмому следовало более продуманно выбирать жен. Иностранка-католичка — это плохой выбор.

Пруденс сумела промолчать, но когда они с Кейтом вышли, спросила:

— Она не понимает, что Генрих в то время сам был католиком?

— Думаю, мать возражает против «иностранки». Она считает, что нашему нынешнему королю мудрее было бы жениться на англичанке, но способность королевы производить на свет здоровое потомство, особенно мальчиков, смягчила ее. Моя мать — сложный человек.

— Но прямолинейный. К этому я смогу привыкнуть.

— А когда ты родишь здоровых мальчиков, ты станешь для нее солнцем, луной и светом в окне.

— Это более пугающая перспектива! Но мы ведь избавились от пандемониума? И все наши демоны побеждены?

— Да, и за это нам полагается награда.

— Награда?

— Сегодня ночью.

Подтекст можно было понять безошибочно.

— Сегодня? Но… — Они подошли к двери в ее спальню, и Пруденс огляделась, нет ли кого поблизости. — Мы не можем.

— Можем. Есть удовольствия, которые не влекут риска зачатия.

— Есть?! — воскликнула она. — Что ж ты раньше об этом не сказал?

Кейт пришел к ней в одном халате, под которым ничего не было. Пруденс тоже нарядилась в халат, надетый на простую ночную рубашку, и распустила волосы.

— Как светлый мед, — пробормотал Кейт, взял в ладонь прядь и отпустил ее, — в свете свечей.

Пруденс сидела у окна, глядя, как последние блики солнечного света покидают небо и зажигаются первые звезды.

Кейт подвинул кресло, сел рядом, взял ее руку и переплел пальцы.

— Ночь — это время демонов, но и время самой сладкой любви.

Слово «любовь» замерцало в воздухе как запретный плод. Нет, она так много не требует. Их награда и без того будет роскошной.

— Сумерки — мирное время, — сказала Пруденс.

— Если только ты не мелкое создание, пытающееся спрятаться от совы.

Пруденс предостерегающе посмотрела на Кейта.

Он поцеловал кончики ее пальцев.

— Не могу представить, что женился бы на ком-то другом, а не на тебе.

— И я тоже, но если бы ты женился на Невидимке, Вертушке или Нескладехе, то со временем мог бы полюбить свою избранницу.

Пруденс коснулась запретной темы, но Кейт, похоже, этого не заметил.

— Возможно, но я знаю достаточно семей, где супруги едва терпят друг друга. Не как мы.

Кейт по очереди целовал ее пальцы там, где они сплетались с его. Пруденс поднесла их сплетенные руки к губам, чтобы повторить нежное прикосновение, наслаждаясь его запахом, чуть грубоватой кожей, мягкие волоски на которой щекотали ей губы.

— Если бы не ты, я бы, наверное, женился на одной из них, — сказал Кейт, — или на какой-нибудь другой кандидатке из списка. Меня заставляли исполнить долг.

— Вместо этого ты женился на мне и принес в Кейнингз пандемониум.

Кейт чуть прикусывал ее палец.

— Избежав ада пострашнее. Сомневаюсь, что был бы мирным мужем, если бы меня довели до бешенства.

— А ты уверен, что я не доведу тебя до бешенства? — дерзко спросила Пруденс.

— Только в самом лучшем смысле. Идем в постель, женушка.

Возле кровати Кейт снял с нее халат.

— Леди в чопорной ночной рубашке… Как очаровательно! Но придется с ней расстаться. Ты позволишь?

У Пруденс сердце пустилось вскачь, а во рту пересохло.

Кейт медленно расстегнул шесть пуговок, его пальцы задевали ее тело. Потом раздвинул ткань, поцеловал ее грудь и взял в рот сосок. Пруденс охватила дрожь.

— Разве это не восхитительно? — пробормотал он. — И никакого риска забеременеть.

Халат распахнулся у него на груди. Поддавшись искушению, Пруденс положила руку туда, где под горячей кожей твердели мускулы. Пока Кейт переключился на другую ее грудь, она поглаживала и исследовала его.

— Сегодня между нами нет барьеров, — сказала она.

— Есть. Барьеры наших намерений, но, как я говорил, и барьеры могут добавить удовольствия.

Кейт спустил с ее плеч ночную рубашку и потянул ниже, пока она не скатилась к ногам Пруденс, оставив ее нагой. Пруденс машинально прикрылась руками. Кейт мягко поймал их и развел в стороны.

— Ты прекрасна, моя воинственная королева.

— Агриппина, — напомнила Пруденс, и он рассмеялся.

Кейт сбросил халат и стоял, позволяя ей разглядывать его. Повязок уже не осталось, но Пруденс видела его раны, старые и свежие. И все равно Кейт был совершенен.

Пруденс притянула его к себе, в объятая еще более восхитительные, чем прежде, сердце к сердцу, нежные и пылкие. Глаза Кейта сияли от восторга, он с улыбкой поднял ее и понес в кровать.