Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова

обглоданным мослом крупный толстый щенок овчарки. Было ему от силы месяца три-четыре — во всяком случае, уши еще не начали подниматься. Заметив меня, щенок оставил игру и решительно поспешил навстречу — знакомиться.

— Здравствуй! — сказала я. — Ты кто?

Щенок, подбежав, с истинно щенячьим дружелюбием принялся лизать мои руки и тыкаться в них носом. Как и любой малыш в его возрасте, он еще любил всех людей.

Сторож дядя Ваня, что-то мастеривший около сарайчика — он иногда выполнял обязанности подсобного рабочего, благо мелкий ремонт нужен был то тут, то там ежедневно, — оставил работу и оглянулся на меня.

— Это Барс, — представил он щенка. — Вместо Джульки нашего.

— Вы принесли? — Я забыла, куда шла, и заигралась со щенком.

— Я. Со знакомым договорился. У него овчарка ощенилась, вот я одного и забрал. Месяц целый у меня дома жил, пока совсем маленький был, а потом жена мне и говорит: «Забирай его на станцию!» Он же растет.

— И большой он будет?

— Не маленький. — Дядя Ваня показал примерно аршин от земли. — Мать его знаешь какая? С нею хозяин на медведя ходил! Она с ним, случается, в лесу живет. А там ведь и волки встречаются, так с нею не страшно.

— А отец кто, в таком случае? Не волк ли?

— Да кто его знает! — Дядя Ваня, кажется, не заметил скрытого смысла в моих словах. — Но и отец ей под стать.

Барс, или, как его звали первое время, Барсик, ибо он был еще щенком, рос удивительно быстро. К первым осенним заморозкам он вымахал втрое и уже почти догнал Джульку, уступая ему только в ширине спины и осанке. К нему не по дням, а по часам прибывала буйная молодецкая сила. Не зная, куда ее девать, Барс тратил время прогулок на беготню и охоту за кошками и воронами. Нахальные птицы скоро смекнули, что собака летать не умеет, и приноровились дразнить его, рассаживаясь так, чтобы Барс мог вдоволь набегаться и налаяться. А вот кошкам пришлось туго. Хоть и умели они лазить по деревьям, которых на станции было хоть отбавляй, все же редко какая успевала добежать до спасительного ствола — несущийся громадными прыжками Барс настигал беглянку и разрывал на части. Только в первую свою зиму он загрыз десяток котов и кошек, причем некоторые из них были домашними.

В середине зимы это был уже крупный осанистый пес с манерами хулигана и рубахи-парня. Ему еще не хватало массивности — заматереть он обещал только на второй год, но в росте ему не было равных. Старый Джулька, который, после того как Барс задержал своего первого нарушителя, был окончательно списан в отставку, рядом с ним казался маленьким и хилым. Теперь его утехой в жизни было ласковое солнышко — неяркое зимой и теплое летом, мягкая подстилка под старые кости, сытная похлебка и ленивая дремота на покое. Он еще погавкивал, особенно когда поблизости не было Барса, но его уже никто не воспринимал всерьез.

А что до его молодой смены, то слава Барса росла быстрее, чем он сам. Еще зимой, едва достигнув половины своей силы и роста, он уже показывал чудеса. Когда к дяде Ване приходил его семилетний внук, можно было наблюдать такую картину: мальчишка цеплялся за поводок Барса, и тот, как на лыжах, катал его по дорожкам сада — только старайся держать равновесие!

Дядя Ваня с самого начала хотел вырастить сторожевого пса, а потому Барс еще со щенячьего возраста был лишен общения с детьми, особенно теми, кто приходил летом на нашу станцию. Ведь большинство из них рано или поздно начинали подозрительно коситься в сторону яблонь и груш. И по мере того как щенок рос, он все реже и реже кидался к людям, чтобы пригласить их на игру. А потом настало время, когда наши педагоги, только-только привыкшие не бояться Джульбарса, начали стороной обходить его молодого преемника.

— Галь, сходи погляди — Барса там нет? — окликали меня, и я выходила, чтобы осмотреться и потом доложить, что горизонт чист.

Единственное исключение опять было сделано для меня — то ли потому, что я не упускала случая поприветствовать подрастающего пса, то ли потому, что сам дядя Ваня относился ко мне теплее, чем ко многим, и невольно передавал эту теплоту Барсу, то ли опять пес меня принял за свою, но я его не боялась. И кстати, я вообще не понимаю, с чего это многие боятся собак! Конечно, среди них тоже попадаются звери, которым не место в этой жизни, — собаки-убийцы пит-були и стаффордширы, а также некоторые натасканные на охрану ротвейлеры, но ведь здесь все зависит в большей степени от хозяина, дрессировщика и окружающих людей. Наше общество из кого угодно способно сделать дикого зверя — дайте время! Так зачем бояться всех собак и считать их врагами рода человеческого? Я всю жизнь исповедовала эту теорию и давно уже не шарахаюсь в сторону с диким криком, когда из-за поворота или на лестнице на меня вдруг налетает малознакомая псина. Постойте спокойно, найдите в себе мужество, пока она вас изучает. Как правило, скоро появляется и ее хозяин. Он всегда кричит одно и то же: «Не бойтесь, не укусит». Бывают исключения, но о них здесь говорить не место.

С другой стороны, трудно сохранить самообладание, когда видишь, как из глубины аллеи на тебя со всех лап мчится огромный пес, который мог бы сниматься в «Собаке Баскервилей» без грима. Барс, воспитанный сторожем, деливший людей на своих и врагов, к своим проникался горячей преданной любовью и кидался навстречу с энергией, которая сделала бы честь другому сторожевому псу.

Здесь и требовались мужество и сила, ибо, если вы не успеете остановить разогнавшегося пса, он, подлетев, с разбега встанет на задние лапы, опустит передние вам на плечи — и вы не успеете оглянуться, как окажетесь на земле, а ваше лицо будут яростно облизывать. Поэтому, увидев несущегося ко мне Барса, я всегда приостанавливалась, вставала чуть боком, словно собиралась с ним драться, и еще издалека кричала:

— Привет, Барс, лошадь! — Я звала его так из-за его роста, силы и неукротимого напора — благо знаю, какими могут быть лошади.

Он подскакивал, чтобы поприветствовать меня по-своему, но я отступала и только трепала его по ушам. Не давая себя погладить, Барс убегал вперед или вертелся поблизости, явно довольный собой. Он любил совать свой черный нос всюду, и, если бы не дядя Ваня, который был его хозяином, мне пришлось бы то