Фридл - Елена Макарова

Госпожа Полакова говорит со мной как с близкой знакомой. Из одного кармана она достает сигарету, из другого – мундштук, снимает трубку с большого черного телефона, прикуривает от зажигалки, крутит блестящий циферблат пальцем.

Миша? Давайте-ка с Иваном сюда. Сюрприз!

Вы пока устраивайтесь, пожалуйста, – указывает она мне на красный диван в конце комнаты, – извините за беспорядок, мы только завезли в квартиру все ценное… Ни к чему. Ведь мы этого с собой не увезем.

Вы уезжаете?

А вы? – Госпожа Полакова заливается колокольчиковым смехом. – У вас звезда на пальто для украшения? Вы не хотите снять пальто? Все это достанется рейху… Наши вещи, наши жизни… Вы рассуждаете точно как мой муж!

Но я и слова не сказала. Понятно, почему Иван «торчит у Краусов целыми днями». Бедная госпожа Полакова…

Мы все уедем. Рано или поздно. Просто надо было поднять все наверх из нижних комнат, понимаете? Мужа разбил радикулит, он не привык таскать тяжести.

Монолог госпожи Полаковой прервали мальчишки. С возгласом: «Где сюрприз?» – они влетели в квартиру.

Госпожа учителка Брандейсова! Вот это сюрприз! Давайте лепить!

Пещеру из «Острова сокровищ»!

И пиратов! Только настоящих!

Я сняла пальто по предложению госпожи Полаковой. Где можно тут примоститься?

Мама, можно мы пойдем в детскую? – спросил ее Иван.

Идите, только там не убрано.

Будто бы где-то убрано!

Детская заставлена мебелью. Иван протиснулся между секретером и полкой, достал книгу и коробку пластилина, и мы втроем уселись на кровать.

Совершенно новый пластилин! Папа купил, когда мы собирались ехать к вам на урок. И именно в тот день у него отобрали машину.

Нетронутые разноцветные брикеты покрыты прозрачной бумагой, в лунке – деревянные стеки.

А вот и наш «Остров сокровищ»! Откроем наугад и назовем строку. Что написано, то и слепим. Госпожа учителка, называйте.

Третья сверху.

«Просмоленная косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана», – прочел Иван.

Я же говорил, что так нельзя лепить!

Почему нельзя? Слепить человека…

В засаленном кафтане? Как ты его засалишь? А как ты сделаешь просмоленную косичку? У него еще черные ногти были, поломанные… А как ты сделаешь сабельный шрам на щеке? Написано, что он грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком.

Миша, похоже, знает «Остров сокровищ» наизусть.

После долгих споров мы решили больше не заглядывать в книгу, вылепить трех пиратов, кто какого хочет, и «целую гору золотых монет». Несколько часов полного счастья, как в детстве. Ни одной взрослой мысли.

Заигравшись допоздна с мальчишками, я бегу по темной дороге. Одна рука в кармане, чтобы в случае чего быстро достать звезду и прицепить к пальто. В случае чего… На главном шоссе полно немецких машин и мотоциклов, они светят фарами в лицо и в спину. Лучше не бежать, идти спокойно, как ни в чем не бывало. Пять километров… В Праге немецкая машина задавила молодого поэта, шел вот так один…

От страха занимается дух. Такой трусихе нечего и думать о побеге!

В состоянии тревоги мысли и чувства существуют как бы порознь.

Это уже я говорю Павлу, дома, допив последнюю рюмку шнапса и наевшись картошки. Оказывается, он тут тоже с ума сходил. Куда бежать, где искать. Юленька скулит…

Пригревшись возле Павла, я рассказываю ему про дом Полаков, про обезумевшую красавицу мать и бидермейеровскую мебель, про то, как долго мы лепили одно предложение из книги…

Что делает дождливым утром госпожа Фукс? Раскладывает пасьянс. Я зашла за солью и тем нарушила ее покой. Вставать, открывать дверь, ведь она отдыхает! Но соль дала. Одну щепотку. Из-за явного гормонального сбоя (госпожа Фукс болезненно толста, у нее тяжелая одышка и густая волосистость) ее организм функционирует в двух фазах – работы и отдыха. Промежуточная фаза – встать, открыть дверь – приводит к сбою системы. Попусту ее лучше не беспокоить.

Я режу яйцо, солю каждый кружочек, раскладываю на белое блюдце, в середку кладу кусочек хлеба. Получился цветок. Я медленно, как в детстве, поедаю «лепестки», продлеваю блаженство.

Дождь сшибает последние листья с деревьев, все серо-коричневое, разве что зеленые ели расцвечивают этот монохромный пейзаж.

В такую погоду я могу рисовать, стоя у окна, не боясь, что меня заметит госпожа Фукс. В струях дождя на стекле причудливо преломляются цвета и формы, можно, конечно, создать футуристическое или кубистическое произведение на тему текучего сада, но нет во мне тяги к отвлеченности. Меня вдохновляет то, что я вижу перед собой. Темные пятна стволов, зелень, растекающуюся струями, резко очерченную колючку на размытой ветви ели… капсулы света в серой одежде неба… Сад наваждений.

Я вкладываю в конверт контактные копии с последних картин, они хоть и малюсенькие, но четкие. Осталось ответить на последний Хильдин вопрос и бежать на почту.

Во-первых, я сама не получила достаточного воспитания, во-вторых, училась в бессмысленной, беспорядочной школе, где блестящие учителя с самыми благими намерениями, витая в облаках, постепенно теряли свои хорошие качества, и, глядя на них, я думала, как вырасту взрослой и буду оберегать своих учеников от неприятных впечатлений, от неуверенности, от отрывочности знаний. Сегодня мне представляется существенным только одно – пробуждать тягу к знаниям, сделать ее привычкой и научить преодолевать трудности, незначительные по сравнению с целью, к которой стремишься. Я вижу это на своем примере. Мне совершенно ясна ограниченность моих способностей (порой совсем не хочется работать – несоответствие цели затраченному труду кажется мне несущественным), и я вижу, что у меня получается, когда я стремлюсь к успеху, и что – во имя осуществления действительных замыслов. Лишь благодаря трудолюбию я довожу этот замысел до конца, все, конечно, зависит и от того, насколько я свободна в своих действиях. Иногда я отдаюсь во власть внезапных озарений, но особого значения этому не придаю.

В детях нужно развивать любознательность и смекалку, увязывая это с историей искусства и историей вообще, с широким привлечением наглядного материала, чтобы они могли двигаться вперед, не чувствуя стеснения; следуя собственному вкусу и применяя добытые знания без предрассудков и ложного тщеславия, они найдут свой почерк, своим путем придут к пониманию совершенства. Чтобы предоставить им большую свободу действий, полезно показывать различные способы рисования, но выбор должен оставаться за ними. Не стоит давать конкретных заданий, потому что ни обманом, ни принуждением работать не заставишь; рвение не должно пропадать.

Посылаю тебе несколько контактных копий, их нужно рассматривать через увеличительное стекло: а) как раз для тебя. Негатив и позитив силового поля и вьющаяся лента (не ищи особого смысла, поймешь, если обратишь внимание на цвет); б) «Влтавский пейзаж», Вышеград (к сожалению, по памяти); в) египетский рельеф как пример иного пространственного мышления, замечательная вещь!; г) давно обещанный рисунок, который я бы закончила, если бы ничего не мешало; д) «Резатель камней». Интереснейшая композиция: три креста образуют замкнутое пространство, почти комнату, фигура на первом плане функционально связана с бесконечно глубоким фоном.