Самый яркий свет - Андрей Березняк

Аракчеев и Ростопчин, графиня Болкошина, дворяне без титула Макаров и Фатов, мещанин Спиридонов. Его Величество выслушивал доклад о произошедших событиях, требовал подробностей, весело хохотал, когда ему поведали о помощи воровского общества, негодовал от подлости немецкого аптекаря. Казалось, что принимал он все, как некий легкий водевиль, совсем не думая о пролитой крови и угрозе для собственной жизни.

— С вами, — посмотрел Император на Аракчеева и Ростопчина, — все понятно — по «табуреточке» получите, хотя и имеющиеся вешать некуда, места на груди не осталось. Сашке тоже орденок отпишем, да премию соответствующую. Ты! — показал пальцем Павел Петрович на Николая Порфирьевича. — Семья есть?

— Не сподобился завести, Ваше Императорское Величество, — поклонился пристав. — В молодости беден был, а сейчас и годы уже такие, что нечем бабу завлечь на семейный очаг.

— Вот и будет тебе завлекалочка, — расхохотался Государь. — Жалую тебе потомственное дворянство и премию в две тысячи рублей. Теперь-то проще будет жену найти, а?

Спиридонов покраснел, однако видно было по нему, что доволен наградой донельзя. И впрямь — с таким богатством к нему очередь выстроится из матрон, желающих себе и детям передающийся по наследству статус. Николай Порфирьевич, конечно, не молод, но весьма крепок, и своих оболтусов наделать еще способен.

— Макаров… ну да быть тебе бароном помимо денежного приза. Доволен?

— Почту за честь, Ваше Императорское Величество, — поклонился начальник Особого отдела.

Оставался Фатов, преданно поедающий Государя глазами.

— А ты, корнет, что желаешь? Штабс-капитана я тебе жалую, денежек тоже отсыплю. Но ты у нас — герой! Проси, что хочешь.

Серж, прыгнувший внезапно через целое звание, не растерялся, но удивил несказанно:

— Желаю предложить руку и сердце Александре Платоновне, Ваше Императорское Величество!

Павел Петрович вдруг посмурнел и глянул на меня внимательно. Но я сама оказалась не готова к такому повороту событий и только хлопала глазами, пытаясь понять, хочу ли я замуж за корнета… вернее, уже за штабс-капитана. Амур наш светит ярко, скреплен опасными приключениями, но слишком уж недолог пока. Серж значительно младше меня, и если было бы наоборот, то в обществе никто и слова бы не сказал, но если супруга годами старше мужа, это будет вызывать пересуды даже при том, что я освещенная.

Но, признаюсь, такое пылкое признание и решимость гусара были приятны.

— Откажу тебе, штабс-капитан, — недовольно ответил Павел Петрович. — Саша наша теперь — ценность государственного значения, так просто в жены ее не пущу. Здесь думать надо крепко.

Я вспыхнула, и только стоящий рядом Ростопчин сжал мой локоть, давая понять, что не время выказывать норов. Но внутри все кипело: Государь, конечно, велик и власть его от Бога, но по какому праву он распоряжается моей судьбой?!

— Неприятные воспоминания? — ухмыльнулся Аракчеев.

— Кому приятно будет, когда тебя торгуют, как кобылу на базаре, — проворчала я.

— Считаете Императора самодуром?

— А вот и считаю! — в моих словах был вызов на грани безрассудства.

— И правильно считаете, — спокойно сказал граф. — Свет Павлу помогает править мудро, но, как мы уже с Вами выяснили, он не лекарство от всех дуростей. Александра Платоновна, Государь наш — такой, какой он есть, удивительно, что вырос он неплохим все же человеком при таком воспитании. Но абсолютная власть кружит голову любому. Вот Вас он обидел, Сержа Вашего отослал аж в Астрахань, чтобы не мешался. Теперь поход в Индию, смысла в котором… вроде есть он, а проблем и бед принести эта затея может больше.

Я внимательно посмотрела на графа. Разговор подошел к очень опасной черте.

— Уж не предлагаете ли Вы…

— Нет, — жестко отрезал Алексей Андреевич. — Сейчас не Бабий век[136], когда корону гвардейцы только что ногами не пинали от одной императрицы к другой. Хватит, набедокурили уже. Сейчас надо думать, как с такими картами хотя бы при своих остаться. Индию воевать придется, эту идею поддерживает и Николай, так что даже смерть Павла этого не изменит.

Да, наследником официально объявили Николая Павловича. Старшинство Константина больше не имело значения после оглашения указа о неприемлемости царствования персоны, сочетавшейся морганатическим браком. Цесаревич новый закон принял с радостью, публично отрекся ото всех прав на престол и укатил в Варшаву свататься к Жанетте Грудзинской. Ту, очевидно, статус супруги наместника Царства Польского удовлетворил в полной мере, и она с восторгом приняла предложение, став в замужестве заодно и княгиней Лович.

— А Михаил?

Граф махнул рукой:

— Есть персоны, которые имеют желание сыграть его карту, но сам Мишка в голове держит только уставы да калибры пушек. К правлению он не тянется и пойдет за братом. С ним Вам как раз будет проще, если Вы ему стреляющих игрушек понаделаете — вернее союзника в начинаниях не будет. Вот только проблема с ним другая.

Аракчеев внимательно посмотрел мне в глаза, словно готовя к какой-то неприятной новости. От такого взгляда стало неуютно. Умеет граф, лишенный даже намека на Свет, нагнать жути, что и мне с моим талантом не снилось.

Но, кажется, я догадалась, о чем речь.

— О нет!

— Увы, Александра Платоновна, есть такая мысль у Павла Петровича. А что — не хочется разве быть невесткой Императора?

— Всю жизнь мечтала, — буркнула я в ответ.

Для кого-то выскочить замуж за Великого Князя было бы даже за пределами мечтаний, но меня такая перспектива совсем не радовала. Даже не говорю о тьме завистников, которые станут в лицо улыбаться, а за спиной шипеть негодующе — демоны с ними, привыкла к косым взглядам. Но Михаил как муж… человек он, может быть, и неплохой, но воспитан, прямо скажем, странно. Нет, он не груб, но к собеседнику не проявляет никакого вежливого интереса, о женитьбе рассуждает как о необходимом по его статусу зле. И как можно представить себе жизнь с таким супругом?!

— Алексей Андреевич, если Вы избавите меня от этой участи, то буду Вашей должницей по гроб!

Аракчеев рассмеялся, довольный произведенным эффектом.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах. Но в последнее время Павел мало кого слушает, и это беда. Вот что Вы думаете об абсолютизме, Александра Платоновна?

Неожиданный поворот беседы не выбил меня из колеи, поэтому, чуть замешкавшись, я ответила. Благо разговор пошел очень странный.

— Мне сложно сказать, граф. С одной стороны, абсолютный монарх отвечает за дела свои своей жизнью. Он не может перенести ответственность на кого-то другого, пусть даже перед собой и Богом. Его должны готовить с детства к царскому ярму. И если правитель талантлив, то какой смысл его ограничивать во власти?

Аракчеев кивнул, предлагая продолжать.

— С другой… трон переходит