Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон

— По-моему, здесь, — сказал Мартин, затормозив у широко распахнутых электронных ворот.

Они приехали в Грейндж, по адресу, который Джексон украл из картотеки Мэгги. «Провидение» — гласила табличка на воротах.

— Кто здесь живет? — спросил Мартин.

— Грэм Хэттер. Владелец «Жилья от Хэттера». Теренс Смит работает на него, значит, Грэм может знать, где его найти.

— А кто такой Теренс Смит?

— Долго рассказывать.

Мартин подумал, что время у него есть, но вслух ничего не сказал. Время было единственным, что у него осталось, но и оно утекает прочь, одна наносекунда за другой.

— Вы идите, а я подожду здесь. — Он зевнул.

Наверное, тот коктейль с «Айрн-брю», которым его напоил мнимый Пол Брэдли, навсегда изменил его обмен веществ. Только что он был на взводе до нервного тика, и вот глаза слипаются от усталости.

— Я быстро, — сказал Джексон.

Мартин порылся в бардачке, надеясь найти что-нибудь почитать. Он нашел только пачку флаерсов с рекламой шоу Ричарда — миниатюрные постеры «Комической виагры для мозгов», — которые тот, наверное, оставил в машине во вторник.

Он закрыл глаза и уже почти провалился в дрему, как вдруг услышал знакомый звук, который ни с чем нельзя было спутать. Из открытого окна соседней машины раздалась мелодия из «Робин Гуда». У него чуть сердце не выскочило. Телефон Ричарда Моута. Посреди улицы. Совсем близко. Мартин повернулся, пытаясь найти источник мелодии. Синяя «хонда» — стоит прямо позади его собственной машины. Синяя «хонда». Синяя «хонда»? Нет, вокруг ездят тысячи синих «хонд», и эта совсем не обязательно принадлежит сумасшедшему с бейсбольной битой. Мелодия из «Робин Гуда» заиграла по новой. Мартин открыл дверцу и, спотыкаясь, вылез из машины. Вокруг ни души. И тут он его увидел: он шел по аллее к дому Хэттеров, телефон прижат к уху. Это в самом деле был тот громила. И у него был телефон Ричарда Моута. Как такое могло быть, если это не он убил Ричарда? И зачем ему было убивать Ричарда, если это не водитель той «хонды», который подобрал его ноутбук, нашел его адрес и отправился в Мёрчистон убить Мартина. Мартину казалось, что из него только что выкачали всю кровь.

Мартин думал, что тот позвонит в дверь и представится, как обычно все делают, но вместо этого водитель «хонды» пересек лужайку и встал перед застекленной дверью террасы. Он закончил разговор и вытащил бейсбольную биту, снова непонятно откуда. Он поднял ее повыше, словно готовился отбить мяч в дальнюю часть поля, но вместо этого обрушил ее на дверное стекло.

Сделка состоялась. Когда Селин Дион выдавила из легких остатки воздуха, Татьяна как раз опустошила вазу с фруктами, залезла в свой бюстгальтер и извлекла из него карту памяти.

— Глория, ты знаешь, что это? — спросила она.

— Карта памяти?

— Чья карта памяти, Глория? Чья?

— Твоя? — наугад выдала Глория, подозревая, что на ней испытывают славянский метод Сократовой иронии. — Но не моя, точно.

Татьяна вручила ей карту памяти и сказала:

— Нет, Глория, она наша общая. Мы поделим пополам, пятьдесят на пятьдесят.

— Поделим что?

— Все.

Книга мага. Секретные счета Грэма, все до одного на этом крохотном кусочке пластика, который Татьяна достала из кармана Грэмова костюма, пока он бился, словно вытащенная из воды рыба, на своей гигантской кровати.

— Я думала, ты делала ему искусственное дыхание, — задумчиво произнесла Глория.

Татьяна скорчила грустную клоунскую рожу. Глорию передернуло.

— Перестань.

Утром по радио передавали что-то про лошадей. Кто-то оставил несколько десятков лошадей в запертой конюшне, и все лошади умерли от голода. Глория подумала о больших карих лошадиных глазах, о «Черном Красавчике»,[109]самой грустной книге на свете. Она думала обо всех лошадях с грустными карими глазами, которых можно спасти, если у тебя много денег. Об обезглавленных котятах, попугайчиках, обмотанных клейкой лентой, искалеченных мальчиках.

— Гм, — сказала она.

Глория задумчиво посмотрела на экранную заставку со щенками колли и нажала на клавишу пробела, возвращая компьютер к жизни. Она набрала «Озимандия» и — вот так, запросто, — вошла в тайные книги Грэма.

— Откуда ты знаешь пароль? — спросила она у Татьяны.

— Я знаю все.

Глория могла бы назвать много того, о чем Татьяна, скорее всего, и представления не имела (как печь булочки, где находится архипелаг Силли, какой это ужас — стареть), но не стала себя утруждать. Ее немного тронуло то, что Грэм использовал для пароля название стихотворения Шелли. Может быть, он таки дорожил ее подарком. Или просто искал слово попричудливее.

На карте памяти Грэма было много занудных коммерческих данных: технико-экономические обоснования, прогнозы затрат, расчеты минимальной прибыли. В мире было столько неопределенных понятий, но отсюда вопрос: они действительно так важны? (И насколько они реальны?) Разве основой человеческой жизни не должно быть что-то более простое и осязаемое — грядка сладкого горошка на краю сада, ребенок на качелях, угол падения зимнего света. Корзина с котятами.

Грэм хранил ужасающее количество писем от Мэгги Лауден, электронных любовных записочек типа «Мой милый, как прекрасно то, что у нас есть». Татьяна прочитала с тягучим вампирским акцентом, превращавшим все эти сантименты в хохму: «Ты сказал Глории о разводе? Ты обещал поговорить с ней в эти выходные».

К одному из сообщений была приложена папка с фотографиями — на некоторых Грэм и Мэгги вместе, но в основном только Мэгги, Грэм снимал. Глория не смогла вспомнить, когда Грэм в последний раз снимал ее.

— Сука, — сказала Глория.

Он возил Мэгги на дамский день скачек в Йорке — мероприятие, идею которого подала сама Глория, предлагая Грэму «выбраться куда-нибудь вдвоем на денек». Мэгги с Грэмом останавливались в «Мидлторп-Холле» («Дивно красиво, милый, ты — бог»). Он купил ей розовый бриллиант — «Шикарно, шикарно, шикарно! Он такой огромный! (Как ты!) Кого-то сегодня ночью ждет блаженство!»

Его письма к ней были более прозаичны. «Новый „Айвенго“ будет в ленточной застройке, четыре спальни, встроенный гараж, мы хотим гарантировать успех продаж до начала строительства. Сделай упор на комнату для стирки белья. Это ключевой момент». На всем делались деньги, даже на любви.

Глории было отказано в розовой раковине, зато его любовница запросто получала розовый бриллиант размером с Балморал. Глория пожалела, что неминуемая теперь кончина Грэма отнимет у нее удовольствие наблюдать, как он корчится в бракоразводном суде. Половина доходов, половина бизнеса.