Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон

— Луиза, я и не знал, что ты уже на месте.

Она увидела в воротах констебля уголовного отдела и двух женщин-полицейских в форме, вот они уже идут по дорожке. И тут у нее зазвонил телефон, и мир вокруг покачнулся. Арчи.

— Сейчас приеду, — сказала она ему. — Арчи, — сказала она Джиму. — Мне нужно идти.

Он поморщился, предчувствуя, какой хаос вот-вот получит в наследство. Она попыталась смягчить удар, что в данных обстоятельствах было почти невозможно:

— Джим, послушай, я пришла сюда только секунду назад, я знаю не больше тебя, и фактически ты — первый офицер полиции на месте преступления, а мне нужно ехать.

Констебль уголовного отдела и двое констеблей в форме направились было к стеклянным дверям террасы, но, поняв, что вот-вот затопчут место преступления, свернули к парадному входу. Одна из женщин-полицейских отделилась от группы и подошла к Мартину Кэннингу. Луиза услышала, как она позвала его:

— Мистер Кэннинг? Мартин? С вами все в порядке? Я — констебль Клэр Депонио, вы меня помните?

Еще сирены, одна из которых принадлежала карете «скорой помощи». Луиза почувствовала вкус крови в том месте, где прикусила губу. Она не сказала: «Джим, вспомни, что за тобой должок». Она не сказала: «Как дела у твоей красавицы-дочки в университете? Спорим, она радуется, что не села за наркоту». Ничего этого не нужно было, он знал, что пришло время платить по счету, — как посеешь, так и пожнешь. Он молча кивнул в сторону задней двери. «Спасибо», — выговорила она и исчезла. Интересно, сколько дисциплинарных, возможно даже, преступных нарушений она совершила за последние пять минут? Она не стала утруждать себя подсчетами.

Арчи по телефону был какой-то странный — напряженный и слегка напуганный, — и она подумала, что его арестовали или он кого-нибудь убил. Но все оказалось еще хуже.

Потом они с Ириной направились в его тараканий отель, мимо устрашающего вида мужчин, околачивавшихся у входа. Нечто среднее между швейцарами и охранниками, они всегда были одеты в черные кожаные куртки, всегда с сигаретами во рту. Они открывали двери (иногда) и вызывали такси, но больше напоминали гангстеров. Один из них что-то сказал Ирине, но она только отмахнулась.

А потом они оказались у него в номере, и, не зная, как так вышло, он стоял перед ней в одних трусах и говорил:

— Отличная обивка. Для комфорта, а не для скорости.

Потом время снова скакнуло вперед, и вот она сидит на нем верхом на узкой кровати, в бюстгальтере и туфлях, издавая короткие лающие звуки, которые могли бы означать сексуальное возбуждение, если бы ее лицо хоть что-нибудь выражало. Мартин не принимал в соитии практически никакого участия, неожиданность и торопливость застали его врасплох. Он кончил так быстро и тихо, что ему стало стыдно. «Прости», — сказал он, и она пожала плечами и согнулась над ним, проведя роскошной гривой по его груди, — этот дразнящий жест показался ему машинальным. Он увидел отросшие темные корни ее крашеных светлых волос.

Она слезла с него. Алкогольный туман у него в мозгу немного рассеялся, он смотрел, как она зажигает сигарету, и его охватывало тошнотворное тупое уныние. Едва знакомая женщина в чужой стране не станет бесплатно раздеваться до бюстгальтера с туфлями и скакать на тебе, как на лошади. Может, она и не проститутка по профессии, но взамен она ожидала денег.

Она подобрала одежду и стала одеваться, сжимая сигарету во рту. Поймав на себе его взгляд, она улыбнулась.

— О’кей? — спросила она. — Ты хорошо ведешь время? Хочешь дать мне маленький подарок за хорошее время?

Он встал и запрыгал по комнате, пытаясь влезть в брюки. Эта ночь опустила его достоинство на глубину, которой он раньше и представить себе не мог. Он порылся в карманах в поисках денег. Почти все его наличные достались Гранд-отелю, осталась только двадцатирублевая купюра и немного мелочи. Ирина посмотрела на нее с отвращением, и он попытался объяснить ей, что может спуститься в холл и снять деньги с «Визы». Она нахмурилась и сказала:

— Nyet, «Виза» нет.

— Нет-нет, я не предлагаю тебе «Визу». Я обменяю деньги. Я сниму доллары внизу.

Она энергично закивала. Потом указала на его «Ролекс» и спросила, обматывая голову шарфом и застегивая пальто:

— Хорошие?

— Да, настоящие, но…

— Ты дашь мне.

Ее голос стал резким и неуступчивым. Было четыре утра (он понятия не имел, как так вышло, — когда он в последний раз смотрел на часы, было одиннадцать вечера). В соседней комнате спала пожилая пара из Грейвсенда. Что они подумают, если их разбудит русская женщина, требующая денег за секс? Что, если она начнет кричать и швырять вещи? Просто смешно, часы стоили больше десяти тысяч фунтов, обмен явно неравноценный.

— Нет, я сниму деньги, — настаивал он. — А потом отель вызовет тебе такси.

Мартин представил, как один из грозных мужчин в черной коже сажает ее в такси и смотрит на него, зная, что он только что заплатил ей за секс.

Она сказала что-то по-русски и шагнула к нему, пытаясь схватить за запястье.

— Нет, — сказал он, уклоняясь в сторону.

Она сделала еще один выпад, и он снова отступил в сторону, но на этот раз она споткнулась и потеряла равновесие. Вытянутые вперед руки не спасли ее от удара головой об угол письменного стола из дешевого шпона, занимавшего в маленьком номере почти всю стену. Она вскрикнула, словно подбитая птица, и затихла.

Сейчас она встанет. Сейчас она встанет, держась за ушибленный лоб. У нее будет ссадина или синяк, ей будет больно. Он, наверное, снимет с руки «Ролекс» и отдаст ей, чтобы утешить и чтобы она не устраивала больше сцен. Но она не встала. Он присел на корточки и потрогал ее за плечо.

— Ирина? — нерешительно позвал он. — Ты ударилась, тебе больно?

Шарф соскользнул у нее с головы. Она лежала лицом вниз на дрянном ковре и не отвечала. Беззащитно белела полоска шеи.

Он попытался перевернуть ее, не зная, можно ли это делать с человеком, который сам себя отправил в нокаут. Она оказалась тяжелой, намного тяжелее, чем он предполагал, и странно неподатливой, будто нарочно решила ему не помогать. Ему удалось-таки перевернуть девушку, и она безвольно шлепнулась на спину. Глаза у нее были широко открыты и смотрели в пустоту. От шока у Мартина на секунду замерло сердце. Он отпрянул, наткнулся на спинку кровати, упал, больно стукнулся голенью, ушиб ступню. У него в груди что-то росло, рыдание, вопль, он не знал, чего ждать, и очень удивился, разродившись глупым сдавленным вскриком.

Это было необъяснимо. Только и всего что красная отметина на виске. Для такого исхода был один шанс на миллион — перелом шейного позвонка или внутричерепное кровотечение. Он потом много месяцев читал про черепно-мозговые травмы.

Самая малость. Если бы на ней не было каблуков, если бы ковер не был таким изношенным, если бы у него хватило здравого смысла понять, что ни за что на свете такая девушка, как она, не проявила бы к нему искреннего интереса. На секунду он увидел эту сцену чужими глазами — глазами администрации отеля, мужчин в черной коже, полиции, британского консула, пожилой пары из Грейвсенда, умирающего бакалейщика. Никто из них никогда не истолковал бы происшедшее в его пользу.