Целитель - Антти Туомайнен

— Никому из вас двоих, — уточнил я, — ни тебе, ни Таркиайнену.

Вэнтинен быстро кивнул:

— Конечно, он тоже в этом замешан. Но у нас разница во взглядах. Паси такой идеалист. Он всегда пытался изменить этот мир. С другой стороны, меня уже тошнит от всего этого.

Глядя на ствол пистолета, я не мог отогнать от себя мысль о Громове. Я решился спросить:

— Таркиайнен все еще жив?

На миг губы Вэнтинена растянулись в улыбке.

— Но ведь тебя больше интересует, как себя чувствует твоя жена, или нет?

Он был прав.

— Где Йоханна? — спросил я и понял, что мой голос дрожит. Дождь, ветер и почти минусовая температура заставили меня промерзнуть до костей.

— Не думаю, что должен говорить тебе об этом.

Ствол пистолета поднялся вверх на пару сантиметров.

— Лучше будет, если ты умрешь ничего не зная. Дурачки вроде тебя, со слишком длинным носом, как правило, вызывают у меня омерзение. Вот ты, например. Ведь если бы ты не пришел ко мне в бар, скуля по поводу своей пропавшей старушки…

Мне нужно было как-то выиграть время.

— Таркиайнен, — снова проговорил я, цепляясь за соломинку. — Ведь это он начал все это?

Улыбка Вэнтинена стала еще шире.

— Ладно, — проронил он. В его голосе невольно послышались нотки превосходства. — Давай постоим под дождем и поговорим. Как это все началось? Паси мечтал о том, чтобы сделать этот мир лучше, чем он есть на самом деле. Этот меняющийся климат. Он говорил, что кое-кто из людей должен бы ответить за то, к чему в конце концов привели их дела. И я поддержал его: почему бы нет?

Улыбка испарилась с лица Вэнтинена, и ствол пистолета снова пополз вверх.

— Паси говорил, что готов перейти к серьезным методам. Но так все говорят до тех пор, пока на самом деле не приходится применять эти самые серьезные методы. То же самое было и с Паси. Сначала — пустая болтовня, а потом — хныканье. Я думал, что все будет просто. Мы убьем несколько ублюдков и соберем денежки. Но с Паси появились проблемы. Прежде всего, он не захотел стать Целителем. Мне пришлось стать дирижером этого проклятого оркестра, взять все на себя.

Я попытался незаметно посмотреть вокруг. Но это не укрылось от Вэнтинена.

— Ты хочешь все это выслушать или попытаешься улизнуть? Мне все равно. Я просто стою здесь и пытаюсь решить, стрелять тебе в голову, в шею или в грудь.

Меня передернуло. Я не сводил глаз с его лица, скрытого тенью. Он стоял примерно в четырех метрах от меня. Вокруг ничего не было слышно, кроме шума дождя. Ни машин, ни людей. И где бродят эти чертовы опасные обитатели парков, когда в них действительно нуждаешься?

— Я думал, тебе будет интересно, — продолжал Вэнтинен. — Теперь, если ты не возражаешь, перейду к твоей жене, вот уж действительно человек, который для меня как заноза в заднице. Будешь слушать или нет?

Я кивнул, содрогаясь от холода, который успел уже проникнуть глубоко, до самых костей.

— Я так и думал, — проговорил Вэнтинен. — Это было как последняя соломинка, последнее недоразумение во всем этом чертовом бардаке. Конечно, не во всем виновата твоя жена, эта чертова любопытная сучка. Ну, ты сам знаешь.

Он улыбнулся и стал рассказывать дальше:

— У Паси была мечта. Он хотел, чтобы кто-то из журналистов сумел понять, что он делает. Если хочешь, Паси мечтал выглядеть ангелом в глазах публики. Он всегда говорил, что, когда люди поймут, чем мы занимаемся, почему мы делаем это, они сразу же согласятся, что все это необходимо.

Теперь Вэнтинен почти смеялся, ствол пистолета ходил вверх и вниз.

— И, что самое удивительное, Паси думал, что они присоединятся к нам. Как тебе эта идея?

Я ничего не сказал. Вэнтинен заметил, что я дрожу.

— Ты дрожишь от возбуждения. Я не был столь же преисполнен энтузиазма. Но это меня не остановило. Мы все-таки сделали на этом чертовски хороший бизнес.

— Итак, Таркиайнен тоже замешан в этом, — произнес я.

— Ну, он в какой-то степени был вынужден заниматься этим. Паси очень скептически относился к охранной компании. Если напуганные люди, как он считал, узнают об этой бизнес-схеме, это сразу же настроит их против нас. Поэтому нам и был нужен журналист, кто-то, кто смог бы увидеть за этим более полную картину и преподнести широкой аудитории нашу, более благоприятную для него версию событий. И Паси решил, что этим журналистом станет его бывшая жена.

— Но они никогда не были женаты! — воскликнул я. — Где сейчас Йоханна?

Вэнтинен коротко и зло рассмеялся.

— Ты не понимаешь? Я не собираюсь тебе это говорить. Ты хотел узнать, как все это началось? Теперь ты знаешь. Больше я не собираюсь ничего тебе рассказывать.

Минуту он стоял молча. Дождь барабанил по деревьям, плясал на мокрой земле. Где-то неподалеку, в глубине парка, слышался визгливый, жалобный вопль бензопилы или мопеда. Но это было слишком далеко от меня, чтобы я мог извлечь из этого какую-то пользу. Мне нужно было во что бы то ни стало продолжить нашу беседу.

— Но почему?

— Почему — что?

— Вообще почему, — сказал я, глядя туда, где должны были находиться его глаза, но не видя ничего, кроме черной тени. — Почему ты не хочешь сказать мне, где Йоханна? Почему ты убивал невинных людей?

Вэнтинен пожал плечами так равнодушно, словно мы просто обсуждали меню ланча.

— Все равно конец близок, — проговорил он легкомысленным тоном. — Какая разница, что мы будем делать? Будем жалостливыми ублюдками, работающими барменами, собирая объедки, станем трудиться в чертовой дыре, с каждым днем все ближе и ближе подходя к нищете, и так до самого конца. Или отправимся на север, заживем там с комфортом в собственном доме, спокойно и мирно. К тому же так ли много на свете по-настоящему невинных людей? Здесь мы с Паси мыслили в одном направлении. Уже десятилетия все знали о том, что грядет, но никто не захотел ничего предпринять, чтобы хоть как-то, хоть чуть-чуть изменить все это.

— Некоторые пытались. — Я чувствовал, что теперь даже мои губы стали дрожать. — И таких было много.

Вэнтинен громко вздохнул.

— Да-да, — внезапно уставшим голосом произнес он. — Что было, то было. Но мне нужно кое-куда отправиться.

Бармен выпрямил руку, в которой держал оружие. Отверстие в стволе, как мне показалось, стало расти, и я подумал, что это последнее, что я вижу в этой жизни, — маленький черный зрачок, который подмигнет мне, после чего все кончится.

От звука выстрела я оглох, тело дернулось, и мне показалось, что даже деревья наклонились к земле. Капюшон Вэнтинена слетел с головы. На его лице вдруг стало чего-то не хватать. Лба, догадался я. Выстрел, прозвучавший откуда-то справа, начисто снес его. Вэнтинен рухнул лицом вниз.