Повелитель света - Морис Ренар

никогда не увидеть сарванов! Ничто так не мешает разглядеть противника, как слишком широкий щит… Послушайте, это же смешно – везде ходить группами! Такое впечатление, что мы только того и желаем, чтобы противник нас заметил!.. Все, хватит с меня этой трусости. Отныне я буду поступать, как Робер: ходить один и там, где мне вздумается!

Господин Летелье, чувствуя, что Максим вот-вот выйдет из себя, пожелал ему спокойной ночи.

Когда он удалился, Робер сказал Максиму:

– Вижу, от вас сейчас можно ожидать любых безрассудств. Так вот, послушайте: если будете выходить один, одевайтесь так, как был одет кто-либо из исчезнувших. Станьте точной копией одного из них. При необходимости покрасьте волосы или бороду; побрейтесь, если нужно. Не забывайте ни трости, ни перчаток. Измените даже походку… Сегодня, прежде чем подняться на Коломбье, я зашел к доктору Монбардо и там по его указаниям переоделся в костюм цвета хаки, принадлежащий его сыну и похожий на тот, который был на мсье Анри в день его похищения. Так как господин Монбардо пожелал, чтобы сходство было абсолютным, мы замочили в известковом растворе черную фетровую шляпу, чтобы отбелить ее, и я надел желтые ботинки… Вот почему, когда я вернулся, вы заметили, что я одет с иголочки. Прекрасный трюк, как мне кажется… В любом случае мне он удался, раз уж я здесь. Но давайте сохраним это в тайне, хорошо?

– Ха! Вы что, ненормальный? – воскликнул его собеседник, придя в явное замешательство. – Если эта уловка столь эффективна, зачем же ее скрывать?

– По самым разным причинам, но прежде всего потому, что в настоящее время существует другой способ защиты, найденный опытным путем и который ничем не хуже моего метода, явившегося результатом расчетов и вычислений. Этот способ – вы как раз и призываете от него отказаться – состоит в том, чтобы объединяться в большие группы. Способ этот известен: все вокруг подчиняются этому временному требованию; а те, кто отказывается, не в обиду вам будет сказано, эти глупцы, упрямцы или фанфароны не согласились бы и на мою систему.

– Это уж точно…

– Вот только… эти два способа… Первый, общепринятый, – всегда ли он будет эффективным?.. И второй, мой, – так ли он совершенен?.. Как знать, вдруг сарваны лишь случайно меня не забрали во время этого моего первого опыта?.. Вдруг они меня просто не видели?.. Знаете, как бы парадоксально это ни прозвучало, я всем сердцем хочу, чтобы меня похитили… Так как если подтвердится эта часть моей теории, то и вся теория окажется верной, и тогда…

Он прикрыл рукой глаза, словно предчувствуя нечто ужасное. Рука его дрожала, и на лбу выступили капельки пота.

– …И тогда, дорогой мой, вам все-таки следовало бы являться на ужин, – закончил Максим. – Вы голодны, а на пустой желудок и голова работает уже не так хорошо. От истощения вы начинаете бредить.

– Мсье Максим, – сказал Робер, – я бы жизнь отдал, чтобы оказаться неправым.

Глава 15

Другие противоречивые факты

Следующие несколько недель были просто ужасными по той единственной причине, что все еще находились сомневающиеся. Многие в соседних коммунах полагали, что все это обычное надувательство, и даже те, кто признавал эпидемию исчезновений, не верили в то, что она может распространиться. Для них это было локальное бедствие.

И ладно бы только для этих неверующих! Но и в самом сердце Бюже, в краю Белле, посреди всего этого несчастья, находились тупицы, которые продолжали посмеиваться, – вот что невероятно! И ведь именно это и принесло столько горя! Дерзость врага возрастала вместе с числом его успешных вылазок, и вскоре его «зона действия» уже представляла собой огромный круг, охватывавший кантоны Сен-Рамбер, Экс-ле-Бен и Нантюа. В этой беспрестанно расширявшейся области сарваны взимали свою непонятную десятину, и те, кто в них не верил, становились их жертвами.

Но что сказать о тех, кто в сарванов верил? Бедняги жили в страхе. Если они и выходили из дому, то лишь в компании соседей; так, группками, с подозрением взирая на небо, жители деревень и передвигались. Ох уж это небо! Еще одна загадка добавилась к его многочисленным тайнам, заставив людей опасаться его еще больше. Они запирались в своих домах задолго до сумерек и, когда опускалась враждебная ночь, прислушивались к малейшему шуму, так как решено было: в той из коммун, где заметят сарванов, сразу же бьют в набат. Но этот сигнал тревоги слышался разве что в головах, где стучала кровь, отдаваясь болезненным набатом. Лишь когда день окончательно вступал в свои права, открывались слуховые и подвальные окошки, потом окна и, наконец, двери.

Некоторые совсем не покидали своих домов. Другие, менее боязливые, старались выходить как можно реже. Они вздрагивали от малейшего колебания воздуха, делались мертвенно-бледными, если вдруг от слабого порыва приоткрывались двери, но особенно их пугал ветер. Дуновение, приводившее в волнение тополя Мирастеля, становилось предметом долгих обсуждений; пробегавший по листьям зефир казался предвестником зла. Его теплые прикосновения повергали людей в трепет. Они были бы только рады узнать, откуда дует этот ветер, что он есть на самом деле, но вслух подобные вопросы никогда не задавались.

По правде сказать, больше всего жители этих мест боялись, что их схватят сзади чьи-нибудь проворные руки, которые они заметят слишком поздно. Поэтому они постоянно оглядывались. Хлопнуть товарища по плечу, подкравшись к нему незаметно, стало смертельно опасно. В Белле во время игры в шары один сердечный больной упал замертво, когда партнер дотронулся до него таким образом. Как-то в среду неподалеку от Талисьё в кустах ежевики был обнаружен труп сельского сторожа. Производя в сумерках обход доверенной ему территории, бедняга зацепился рубашкой за колючки, но, будучи уверенным, что его схватили сарваны, принялся изо всех сил отбиваться, однако высвободиться не сумел и умер от страха, судя по застывшему на его лице выражению.

Население в массовом порядке покидало села. По улицам то тут, то там то и дело проходили группы людей. Иногда в гнетущей пустоте и безмолвии какой-нибудь смельчак крался вдоль стен с лицом пропащего человека. И, как и все, он поднимал глаза к небу – не с мольбой, но из чувства самосохранения: от неба люди теперь ожидали не столько спасения, сколько угрозы.

Поля опустели. Стада, охраняемые стайками детишек, все еще кое-где паслись на лугах; время от времени выходили на работу сплоченные группы земледельцев. Мрачная отрешенность звучала в приглушенных песнях и негромком смехе. Да и погода еще больше усугубляла тоску: июнь выдался угрюмым, и ветер гнал по небу серые тучи, закрывавшие солнце.

Каждый