Ричард Длинные Руки - маркграф - Гай Юлий Орловский

– Сэр Франк молод и учен!

– Да, – согласился герцог, – он исключение. С детства все занимался всякими тайнами… Вот эти тайны наконец-то его и поймали.

Пир длился и длился, я подчеркнуто куртуазно извинился, дескать, вам всем хорошо, вы все знатные, наподвигались, а мне славные свершения превыше застолий, простите, пойду готовиться к возможности себя показать и подвалы посмотреть, это ж так интересно, так интересно…

Готмар, как мне показалось, даже обрадовался случаю покинуть пьянку и остаться со мной наедине. Правда, его сразу увели выбирать веревки и молотки с крючьями, а я вышел из донжона и с удовольствием вдохнул полной грудью свежий воздух.

Сейчас уже догорает закат, долго же мы пировали, яркий свет заливает и двор, в тени только хозяйственные постройки, прилепившиеся к крепостной стене, под ногами видны все прожилки в камне, я рассмотрел даже муравья, суетливо волокущего дохлого кузнечика к трещине.

– Сэр Полосатый, – прозвучал за спиной кристально чистый женский голос, – вы смотрите на звезды?

Леди Жозефина остановилась в дверном проеме, красиво держась тонкой рукой аристократки за косяк, смотрела на меня сдержанно и малость высокомерно. Свет падает строго сверху, потому тень от ее ресниц кажется густой и глубокой.

– Да, – ответил я, – конечно! Все-таки это наша древняя родина.

– Сэр Полосатый…

– А вы не знаете, – удивился я, – что человек рожден для рая, а в этом мире только изгнанник?.. Как-нибудь расскажу историю, за что его оттуда в шею, в шею да еще и пинком пониже спины… Однако сейчас вот чувствую себя в раю, потому что вы, как светлый и пушистый ангел… смотрите вот, прямо как человек… в ваших глазах такая ангельская кротость и готовность пойти мне навстречу…

Она выпрямилась и сделала строго контролируемый шаг назад.

– Сэр Полосатый, – произнесла она строго. – Я не ангел, я дочь герцога Ульриха!.. И не собираюсь идти навстречу всяким вашим желаниям!

– Да-да, – подтвердил я, – но вы можете быть и ангелом… так, по совокупности улик… Или не можете? Как жаль…

Она посмотрела на меня многозначительно и, улыбнувшись, уронила платочек. Я уставился на него, решая сложнейшую морально-этическую задачу: рыцарь поднимает платочек, оброненный девушкой даже в случае, если девушка не слишком красива, этим он отличается от нерыцаря. Но я в данной ситуации еще не признан рыцарем со всеми вытекающими, хотя вообще-то никто не спорит, что я вроде бы рыцарь, и, как поступить правильно, никто не подскажет, все умные при дворцах устроились, по дорогам не шастают, с бродягами не общаются.

Наконец я поднял платок и, вытерев нос, подал девушке. Жаркий румянец залил ее щеки, она широко распахнула удивительные глаза, то ли от негодования, то ли от восторга, не знаю, даже задохнулась от избытка чувств, и уже готовилась сказать мне что-то очень энергичное, наверное, признаться в любви, как сверху раздался строгий голос:

– Леди Жозефина!.. вас родители ищут!.. Вы должны быть в зале.

– Я вышла только на минутку, – запротестовала она.

– И до совершеннолетия, – продолжил голос еще строже, – не должны появляться на людях без старших подруг.

Она сердито сверкнула глазами, выпрямилась, но удержала, что рвалось из ее нежных розовых уст. Я сочувствующе развел руками, дескать, простите, леди, я не знал, что вы еще несовершеннолетняя, а с виду не скажешь, вот что значит царственный вид…

Она проговорила негромко:

– Мы еще увидимся, сэр Полосатый!

– Буду спать и видеть, – пообещал я. – Я такой, знаете ли… Такое наснится!

Она исчезла за дверью, а со стороны мастерских в мою сторону двигалась целая группа мужчин. В центре сэр Готмар с мешком за спиной, веревка вокруг пояса и целый моток на плече. В руке большой боевой топор, в другой небольшой рыцарский щит.

– Ну что, – прорычал он со злобной насмешкой, – еще не передумали, сэр Полосатик?

– А вы, сэр Готмарашка?

Он хрюкнул недовольно на столь быстрый ответ, поправил моток веревки, повел плечами, проверяя, а вдруг свалится с таких покатых.

– Идите за мной, – буркнул он.

– Я вас еще не посылал, – сказал я. – Вслух, по крайней мере. Но вы уже готовы идти? Хорошо, хорошо… Думаю, вы там встретите много народу.

Он убрал щит и топор за спину, взял у слуги зажженный факел, еще два сунули ему в сумку. Он пошел не оборачиваясь, а я выждал, чтобы между нами появилась дистанция, но Готмар быстро открыл дверь прямо в основании донжона и скрылся за нею.

Пришлось поспешить, три грубые ступеньки привели в винный подвал, спина Готмара маячит уже в на другом конце. Я увидел лестницу в подвал, но не простую: впервые рядом в стене укреплен удобный поручень из темного дерева. То ли сделан для удобства очень немолодого человека, которому часто приходилось спускаться и подниматься, то ли вообще так было принято. Хотя вообще для грубоватого рыцарского времени такое нехарактерно.

Готмар уже спускался, я снова выждал, чтобы не идти слишком близко, ступил на первую ступеньку.

– Ненавижу подвалы, – сказал я раздраженно. – Ненавижу подземелья!

Он буркнул не оборачиваясь:

– Есть идиоты, считающие, что башни безопаснее.

– А в них опаснее? – спросил я с недоверием.

– Намного, – ответил он мрачно.

– Чем?

– Могут упасть.

– Мда, подземелья не падают…

Он спросил с тяжелым сарказмом:

– Жаль, правда?

– Еще как! – ответил я.

Оглянувшись, не видят ли нас сопровождавшие некоторое время слуги, я создал шарик света. Изломанный каменный коридор озарился ровным неярким огнем и поплыл нам навстречу узкими стенами и стертыми ступеньками.

Готмар смотрел враждебно, я ожидал бурной реакции, он некоторое время шел с пылающим факелом в руке, но все же понял, что выглядит глупо, засопел злобно и, загасив факел, сунул в мешок.

– Магия, – произнес он с отвращением. – Недостойно…

– Церковник? – поинтересовался я любезно.

Он зыркнул свирепо, но посчитал ниже достоинства вступать в спор с проходимцем. Ступени все чаще попадались треснутые, пощербленные, а дальше вообще от целого ряда осталось меньше половины. Некоторое время спускались, цепляясь за стену и осторожно опуская ноги на шатающиеся камни.

Шарик света плыл впереди, приноравливаясь к нашей скорости. Готмар сопел, злился, наконец прорычал зло:

– Нельзя было сказать сразу?

– Вы о чем, любезнейший сэр Готмар? – осведомился я.

– Об этом… светлячке.

– А что изменилось бы? – спросил я. – Кроме того, что все знали бы то, что такому осторожному и мудрому человеку, каким вы видите меня, лучше придержать в рукаве?