Подменыш - Валерий Елманов

— Сбираем полки, — молвил Иоанн негромко, и сразу все угомонились, притихли.

Даже самые рьяные противники похода, вроде братьев Адашевых и отца Сильвестра, промолчали, лишь подосадовав промеж себя.

— Миром бы надо, миром, — сокрушался Сильвестр. — Мир Руси нужен. Столь всего внутри державы не сделано, а мы… Эх! — и вздыхал.

— Как проведают мурзы, что мы не для их родича Дербыша утруждаемся, так вся степь мигом исполчится. А путь туда труднехонек — покамест с помочью подойдем, глядь, ан подсоблять и некому, — вторил ему Алексей Федорович.

Однако все обошлось как нельзя лучше. Небольшое, но отборное войско Иоанна, состоявшее из царских дворян, жильцов, лучших детей боярских, а также стрельцов, казаков и вятчан, возглавляемое князем Юрием Ивановичем Пронским-Шемякиным и постельничим Игнатием Вешняковым, уже 29 июня достигло переволоки. Осторожный Шемякин отрядил вперед князя Александра Вяземского, который близ Черного острова разбил несколько сот астраханцев, высланных на разведку. От пленников узнали, что сам Ямгурчей стоит в пяти верстах ниже города, а прочие татары засели на многочисленных волжских островах. Проплыв мимо старой, давно развалившейся Батыевой столицы Сарая, Шемякин 2 июля 1554 года вступил в безлюдную Астрахань.

Страх перед русским войском был настолько велик, что бежавшие даже не успели захватить с собой ни пушек, ни пищалей, которые потом обнаружили в Ямгурчеевом стане люди князя Вяземского. Дальнейшее напоминало охоту на трусливых, но проворных степных зайцев, которые драпали куда глаза глядят. Гнались за бегущими во все стороны, вплоть до Белого озера и Тюмени, чтобы дать подданных Дербышу, объявленному царем в пустынной столице. Ямгурчей с двадцатью воинами ускакал в Азов, да так резво, что удалось настичь только его обоз с женами и дочерьми.

Радуясь уже от одного того, что никто не посягает на их жизнь и права, собравшаяся знать вместе с Дербышем охотно поклялись в том, что будут беспрекословно повиноваться Иоанну, как своему верховному правителю, присылать ему 40 тысяч алтын[193] и три тысячи рыб как ежегодную дань. В случае же смерти Дербыша они обязались нигде не искать себе царя, но смиренно ждать, кого Иоанн или его наследники пожалуют им в правители. В той же грамоте, скрепленной печатями, сказано было, что россияне могут свободно ловить рыбу от Казани до моря вместе с астраханцами, «безданно и безъявочно».

Клялись не только охотно, но — искренне, хотя и с некоторым недоумением — уж больно легка казалась налагаемая дань. Степнякам, так и не отвыкшим от мысли, что доход и выгоду приносит лишь война, а благосостояние зависит от количества награбленного у соседа добра, были непонятны далекие замыслы Иоанна взять в свои руки весь великий торговый путь из Китая и Индии в европейские страны. Именно для этого царю и необходимы были низовья Волги.

Впервые мысль о том зародилась в его голове уже после взятия Казани — уж больно много товаров с Востока скопилось в захваченном городе. А что для этого нужно сделать? Первое — взять под свою руку всю Волгу. Потому он и наложил на местное население щадящую легкую дань, чтоб она не стала обременительной. Расчет простой. Как только тишина и покой вновь воцарятся на этих землях, вмиг появятся купчишки. Плюс к этому, услыхав, что под царской рукой жить вольготно, должны потянуться и прочие дикие народцы.

И ведь как в воду глядел Иоанн. Так все и сбылось по его задумке. Не прошло и года, как купцы заполонили Астрахань. Ехали отовсюду — из Шемахи, Дербента, Шавкала, Тюмени, Сарайчика. Пошлину в казну платили охотно, да еще радовались — раньше выходило не в пример больше. И тому дай, и другому, и третьему, а теперь ее взимают одни царские слуги. Не только соседи, но и отдаленные правители Хивы и Бухары один за другим присылали своих послов с дарами. Даже потомок Батыева брата Шейбани сибирский хан Едигер прислал людишек, добровольно вызвавшись платить дань Руси с условием, чтобы царь утвердил спокойствие и безопасность на его землях. И какую дань! С каждого своего подданного он пообещал ежегодно давать по соболю и белке.

Осуществив — и блистательно осуществив — первую половину задуманного — вся Волга в его руках, — Иоанн стал прикидывать, как бы ему выполнить вторую часть плана. Задуматься было над чем. Путей-то два. Один лежит на юг, второй — на север. Какой избрать?

С одной стороны, южная дорога вроде бы была выгоднее. Раздвинуть свои рубежи вплоть до самого Крыма казалось куда как заманчиво. Но одновременно это расширение предполагало войну против Гиреев, притом войну не простую, но беспощадную, а как умеют драться татары, Иоанн успел насмотреться под Казанью, и увиденное ему пришлось не по душе. Уж больно отчаянны и злобны эти стервецы. С такими, пожалуй, умучаешься. А уж сколь народу поляжет — и представить страшно.

То, что русский волкодав одолеет крымского волка, сомнений у царя не было. Но государь должен, как хороший игрок в шахматы, думать не только на один ход вперед, а на несколько сразу. Тогда получалось следующее. Задавить-то он Девлета задавит, а что дальше? Все равно какой из приморских градов ни возьми, что Гезлев, что Сурож, что Чембало, Гузувите, Боспор, Алустоне, Ялита[194] — везде турки хозяйничают. Татары только так, в середке, поближе к своему Бахчисараю жмутся, а побережье за Сулейманом. И если захватить любой из тех градов — неизбежна следующая война, и тут уж противник не в пример страшнее. Достаточно послушать старого вояку Ивана Пересветова, который бывал в тех краях и знает, что почем, да почитать его тетрадки.

Это тебе не раздираемые во внутренних смутах степняки. У них един царь и един закон. Все европейские державы не в силах одолеть неустрашимых янычар. Того же Фердинанду[195] взять. Вроде бы столь стран под его властью собралось, но когда Сулейман на Вену навалился, убег, бедолага, куда подале, да так, что лишь пятки засверкали, и отсиживался где-то, брата-цесаря[196] поджидаючи. Так и сидел, пока тот не подошел. Тогда лишь и сумел вместях с ним изрядный отпор дать поганым[197].