Стеклянные цветы - Мэри Каммингс

Отец позвонил, сказал, что не приедет. Объяснил, что дел много, добавил, словно оправдываясь:

— Да и зачем я сейчас там нужен? Это твое шоу, детка. Удачи тебе!

Если честно — Бруни не знала, огорчаться этому или радоваться. Ведь понятно, что если он приедет, то для всех это сразу станет «выставкой дочери Майкла Трента». А ей не хотелось, чтобы ее запомнили как «дочь Трента», хотелось быть самой собой, Амелией фон Вальрехт.

И Рене сказала, что не приедет — вот это было действительно жаль. Бруни, посылая ей приглашение, предвкушала, как будет водить ее по выставке, все ей показывать — и как они вместе похихикают, вспоминая школу, те свечки, которыми она чуть не сожгла спальню, и вазочки из украденных в кабинете химии колб…

Ну и кроме того, если совсем уж честно говорить, то имя Рене Перро в гостевой книге выглядело бы как вишенка на торте. Репортеры светской хроники непременно это бы отметили.

Хотя Рене, конечно, тоже понять можно — после того, что сделал Тед, ей о Париже думать тошно!

Ох, как жалко, что ее не будет…

Зато мамаша обещала, что приедет всенепременно.

Утром в день презентации в галерею приехала бренд-менеджер «Светской жизни» Тесса Мадзелли — пожилая тощая грымза с волосами мышиного цвета и брюзгливо поджатыми губами, зато имеющая «вес» в мире искусства — хозяин галереи выскочил ей навстречу, как капитанишка при виде генерала.

Она молча прошлась по залам. Все, включая Бруни и студентов, почтительно следовали за ней.

— Что ж, неплохо, — вынесла она наконец вердикт. — Только столик для гостевой книги поставьте справа от входа. А вы, моя милая, — обернулась к Бруни, — на презентацию оденьтесь поярче и поэлегантнее, а завтра, на открытие — в деловом стиле и желательно в желто-коричневой гамме.

Бруни покорно кивнула, хотя снисходительное «моя милая» взбесило ее с полоборота.

Сморщенные губы Тессы скривились в подобии благосклонной улыбки.

— Фотограф сегодня приедет на час раньше — поснимать, пока народ не мельтешит. Вы тоже приезжайте, сделаем пару фотографий на фоне витражей.

С тем, чтобы сделать прическу и маникюр, в «Хилтоне» проблем не было. Оставался главный вопрос: что надеть на презентацию: алое шелковое платье с глубоким вырезом или длинное золотистое, оставлявшее открытым одно плечо и с разрезом от бедра.

Надев алое, Бруни покрутилась перед зеркалом, потом переоделась в золотистое, примерила, как с ним будет смотреться браслет из опалового стекла — и в конце концов позвала Филиппа советоваться.

— А это ты сама решай, — ухмыльнулся он. — Хочешь, чтобы на тебя все глазели — тогда красное надевай, с вырезом этим… до пупа. А если хочешь, чтобы все-таки иногда и по сторонам смотрели, тогда лучше что-то поскромнее.

Слава богу, в последнее время он вроде бы пришел в норму, улыбаться понемногу начал. Впрочем, Бруни было не до того, чтобы особо раздумывать над его настроениями, и так хлопот хватало.

На презентацию Бруни в конечном счете пошла вообще не в платье, вместо этого надела тот самый белый комбинезон, который купила перед Новым годом. В меру экстравагантно — и вполне элегантно, и стеклянная голубая лилия с золотистым напылением смотрелась в вырезе так, будто специально к этому комбинезону была сделана.

Приехала она заранее, как велели.

На входе стояла служительница, но больше в зале не было ни души. Все выглядело идеально — просто идеально. Даже не верилось, что это по-настоящему, что это — ее. Ее выставка…

Тесса сидела в кабинете владельца галереи. При виде Бруни кивнула.

— Да, белое — это именно то, что надо! Теперь идите фотографироваться, пока народ не набежал. Фотограф где-то в зале, поищите.

Фотограф обнаружился в предпоследней комнате и тут же принялся за дело — поставил Бруни перед витражом, потом рядом с букетом гладиолусов, потом велел взять в руки вазу и встать у окна…

Она терпеливо выполняла команды: «Голову вверх… подбородок ниже… Улыбнитесь… станьте боком…», — и то и дело украдкой поглядывала на часы. Осталось всего десять минут до начала… пять… а вдруг никто не придет?! Почти никто, мысленно поправилась она, услышав вдалеке шаги и голоса.

Пригласительных билетов было разослано всего пятьдесят, каждый на две персоны, но Бруни от волнения казалось, что народу пришло куда больше.

Тесса держалась неподалеку, знакомила ее то с одним человеком, то с другим. Бруни улыбалась, кивала, что-то говорила… хватала с подноса проходившего мимо официанта бокал с шампанским, делала глоток пересохшим ртом — и снова говорила и улыбалась.

Порой она находила глазами Филиппа. Он стоял у окна, вроде бы ничего не делая — но само его присутствие почему-то внушало ей уверенность в себе.

Потом Тесса куда-то исчезла, и Бруни понемногу начала приходить в себя. В конце концов что особенного — это же вечеринка, обычная вечеринка, на каких она бывала сотни раз! Неужели эта старая грымза действует на нее так угнетающе?!

Она перешла в другую комнату, прислушиваясь, что люди говорят. Удалось уловить несколько восхищенных «ахов» и даже одно «Ой, какая прелесть! Ты мне это купишь?».

В толпе мелькали полузнакомые лица — вроде бы где-то и видела, но непонятно, где и когда. Появился Гарольд — вот кого она действительно была рада видеть! Они немного поболтали, прошлись по залам; Бруни показала самое удачное, что сделала за последний месяц: розовые цикламены в черно-зеленой керамической подставке-вазе и зеленовато-опаловую вазу классической формы — там «играл» сам материал.

Хотела показать еще византийскую мозаику, но тут появилась Тесса и, бесцеремонно прервав их разговор, снова повела ее с кем-то знакомиться, еще нашипела по дороге:

— Я же просила вас не отходить далеко от входа!

Уже под самый занавес, когда гости начали расходиться, приехала Иви — не одна, с компанией. Всего их было восемь человек, включая Макса с Кристиной и Грега. Пригласительный билет у них был один на всех, и Бруни пришлось вмешаться, чтобы их пропустили. Они обступили ее, начали болтать наперебой — выяснилось, что отец Макса одолжил сыну на уикэнд свой самолет, вот они и решили слетать в Париж, а заодно и к ней на выставку зайти.

Иви отпустила несколько реплик по поводу выставки — вроде бы и похвалила, но слова «прикладное искусство» произнесла таким тоном, что ни у кого из присутствующих не осталось сомнений: по ее мнению, это все же нельзя сравнивать с «настоящим» искусством — то есть с живописью.

«Зелен виноград, милочка — сначала пусть тебе кто-нибудь выставку в Париже предложит, а потом говори!» — ехидно подумала Бруни и назло ей сделала глазки Грегу.

— Мы собираемся сейчас в «Гараж» закатиться — ты как, с нами? — спросил Макс.

Ехать ей, честно говоря, никуда не хотелось. Но отговориться тем, что она не может уйти с презентации, было нельзя — гости уже тянулись к выходу, мероприятие вот-вот должно было закончиться. Напрямую отказаться тем более было нельзя — еще подумают, что зазналась. Поэтому, незаметно вздохнув, она кивнула: