Путинбург - Дмитрий Запольский

про питерский футбол: типа городские власти совершенно равнодушны к команде[568], клуб из высшей лиги вот-вот скатится на фиг, и во всем виноваты жадные клубные начальники, которые даже символику не запатентовали: все сувениры делают левые производители, и клубу ничего не перепадает. И показал сюжет про торговлю клубной атрибутикой, как ее привозят из Китая, как продают в ларьках и с лотков. Вот мой старый товарищ и примчался вечером поговорить. Были такие времена в самом начале нулевых: функционеры хотели выглядеть в глазах болельщиков прилично. Удивительно, но факт — уже Путин был в Кремле, но прессу еще воспринимали всерьез, даже губернаторские выборы еще были… Да, сейчас трудно в это поверить!

Гуляли мы и неспешно беседовали. Знакомы мы были давно, очень давно. И как-то даже приятельствовали. Человек он был милый и скромный, такой типа рубаха-парень. Относился ко мне с симпатией:

— Вот ты единственный мой друг, кто про футбол не спрашивает! С тобой можно хоть пообщаться нормально!

— Да я просто не понимаю в этом твоем футболе ни хрена!

Вообще!

— Это потому, что мои предки были гладиаторы и на арене Колизея бились за право остаться в живых, а твои в это время на солнечном берегу морском тростиночкой формулы рисовали!

— Ну, может, и так.

Говорили мы открыто и свободно. Про спорт, про допинг, про политику и интриги в питерской власти. Про Путина. Он с ним был в хороших отношениях. Высоко ценил эту дружбу, и, когда заходила речь о президенте, в его голосе звучала уверенность и подобострастие:

— Ты не понимаешь, что Владимир Владимирович — это сильный рывок, это новые контуры мира вообще! Он надолго!

— Ну как так? Зачем? Он не удержится, ты же понимаешь, что он серый и унылый.

— Нет, это ты не понимаешь! Он очень сильный политик!

Ну, в общем, любил он его. И сейчас, наверное, любит. Он вообще такой традиционалист, по-собачьи преданный начальству. Но про Путина мне было неинтересно. Меня волновал вопрос о спорте: насколько вообще могут продвигаться достижения, разве человек не пришел к пределу своих возможностей? Мой товарищ отвечал прямо и честно:

— Давно подошел и перешел. Сейчас весь спорт во всем мире— это соревнование фармакологов. Знаешь, что изобретено? Да ты просто не поверишь: сейчас аптекари научились делать персональный допинг. С учетом генной картины. На уровне ДНК.

Никакие допинг-пробы не помогут вскрыть это, настолько тонкая работа! Все решают не спортсмены, а ресурсы: побеждает та страна, у которой биологические исследования лучше поставлены. И нам так далеко до США! Даже от Китая отстаем!

Он много мне рассказывал тогда про войну допинг-лабораторий с антидопинговыми. Про то, какую пользу человечеству приносят исследования предела возможностей человека, как много лекарств создается параллельно, как спецслужбы интересуются препаратами, усиливающими выносливость, как военные изучают допинги, даже дипломаты пытаются украсть секреты, как сложно со спортсменами работать, так и норовят все разболтать противникам, шалопаи!

— А что, без всего этого тюнинга уже никуда? Кому все это нужно?

— Вот ты смешной! Да ведь у нас после СССР вся олимпийская система по швам развалилась. Потерянное поколение спортсменов! А народу нужны победы, это же закон психологии: надо чувствовать силу государства. Простому человеку это важно — войны-то закончились, а победы нужны. И как вся эта индустрия помогает науке: люди смотрят спорт, идет реклама, бизнес вкладывается в индустрию, ученые получают заказы, наука развивается…

Вот что-что, а верил он в свое доброе дело по облагодетельствованию человечества. Прикольный. Интересно мне было его слушать. Приятный чувак, открытый. Просто кладезь информации. Знал бы я, что его судьба так повернется, а имя станет нарицательным! А насчет клуба футбольного мы почти не говорили. Он просто повод тогда нашел приехать. Валентина[569] его попросила. Она тогда только еще собиралась в Петербурге пойти на выборы. Почву зондировала, пробивала настроение в элитах. И Витек[570] вскоре стал начальником ее штаба. А потом сенатором. Высоко полетел. Да. Со свистом… И никого не облагодетельствовал толком. Не смог, бедолага!

МАРКИЗ КАРАБАС И ПРАВНУК МАТИЛЬДЫ

Отцу после войны дали комнатку в коммуналке на набережной Макарова, 18. Маленькую, всего девять квадратов. Туда он и прописал маму в 1957 году, там и я был прописан до 18 лет. Хотя жить в той квартире было совершенно невозможно: ванны не было, восемь соседей, окна во двор. Но в 1978 году квартиру начали расселять. Всем дали отдельные. При этом дом не шел на капремонт, собирались сделать только косметический. Сначала было непонятно, с какой радости исполком вдруг расселил квартиру, выделив под это дело сразу полдома на Первой линии[571]. А потом дошло — наша была частью другой, огромной квартиры с окнами на набережную, каминами, лепниной и будуарами. Метров четыреста. И ремонт заключался в приведении этой роскоши к первоначальному виду. С отдельной мраморной лестницей. Пока шел ремонт, я сунул туда нос — любопытно стало. И узнал имя будущего счастливчика — Юрий Севенард[572], директор строительства комплекса защитных сооружений от наводнений Ленинграда, по-простому — дамбы.

Познакомился я с Севенардом в 1990 году, когда стал депутатом Ленсовета и оказался соседом по Мариинскому дворцу. Депутат Севенард произвел на меня двоякое впечатление. С одной стороны, он обладал изящными манерами, всегда держался с достоинством, одевался со вкусом, владел собой. В нем чувствовался голос крови. В курилке его сразу прозвали Маркиз Карабас, так как Юрий на вопрос какого-то демократа по поводу фамилии сдуру ответил: «Я из рода французских маркизов Севенардов». При этом он был на редкость скользким типом. И нечестным. Тогда в городе ходили упорные слухи, что на строительстве дамбы воруют миллионы. Списывают сотни машин, продают в Грузию. Продают квартиры, построенные для рабочих. Даже какие-то землечерпалки умудрились продать в Финляндию и получить часть денег налом. Но в ту чудесную пору, когда строительство дамбы стало ежедневной темой газет, про злоупотребления Маркиза могли и соврать. Однако случилась очень неприятная вещь — он попал в аварию: выехал на встречку на своей «Волге», погибли несколько человек, вина была очевидна. Свидетелем оказался целый зампрокурора города. Прокуратура прислала требование лишить его депутатского иммунитета. Было закрытое заседание Ленсовета. Маркиз бился как лев: мол, не виноват! — и все время умело и витиевато врал. Эксперты зачитали заключение, что депутат Севенард потерял сознание за рулем и в момент аварии был невменяем. Это была полная чушь, и Ленсовет лишил Маркиза неприкосновенности, но тот в 1993 году избрался в Госдуму