Темная материя - Питер Страуб

Но сперва невероятная фигура очистила улицу, столь огромная и пугающая, что студенты, копы, пожарные бросили все и кинулись наутек. Это все равно что увидеть, как из-за угла вдруг выскакивает бегемот с подпрыгивающим на спине демоном. Словно внезапно ожила статуя полководца на вставшей на дыбы лошади — он поднял свой огромный меч, чтобы вновь разить врага. Верхом на иссиня-черной лошади, самой большой, самой крупной из всех, виденных Миногой, сидел офицер в шлем-маске, с бугрящимися мускулами на ногах и руках. Вместе они казались богоподобным, сверхъестественным воплощением жестокого возмездия, пришедшим из тягостного сна для поддержания общественного порядка.

Гигантская лошадь и правда попятилась, мощный коп в седле в самом деле поднял длинную дубинку, как меч, и на своей черной горе пронесся, как карающий ангел, по Юниверсити-авеню, разбрасывая и студентов, и полицейских, а потом развернулся и помчался обратно. Никто не мог ему противостоять, и хотя протестующие смыкали ряды за ним, потом опять бросались врассыпную перед новой атакой. И среди всего этого Минога увидела скелет.

Он показался и исчез, мелькнуло лишь грязное пятно хаки, когда солдат в линялой униформе отскочил от лошади и ее безжалостного наездника. Старая форма, сохранившая следы боя, выцветшие знаки различия… Она взглянула еще раз и увидела руку скелета, череп с прилипшими остатками гниющей кожи и прядью редких волос. Мертвый солдат пришел поддержать марш протеста, и его товарищи присоединились к нему. С винтовкой в руке высокий, крепко сбитый мужчина со снесенным наполовину черепом, с тремя полосками на рукаве, побежал навстречу скачущей лошади, волоча за собой серебристую веревку кишок. Скелет подпрыгивал и трясся и уклонился с дороги лишь перед самой мордой лошади.

Минога знала: больше никто не видел мертвых солдат.

Заметил ли Мэллон разлагающихся мертвецов, обрадовался ли их появлению? Ведь это означало, что покров порван, привычные правила не действуют… Она оглянулась на своего обожаемого, стоявшего на стуле, и поняла, что он все-таки не видел двигающихся трупов; он показывал куда-то дальше.

Минога посмотрела в том направлении и разглядела Мередит Брайт: кто бы сомневался… Кого еще мог высматривать Мэллон, кого еще он мог видеть, если не ее? Девушка выглядела немного напуганной беспорядками, но не настолько, как Минога могла бы ожидать, нет, она казалась расстроенной и раздраженной: ей не терпелось поскорее продолжить путь.

По ее дурацким расчетам, они опаздывали на час, а то и больше. Гороскоп был ее великим вкладом в авантюрную затею Мэллона, и она собиралась обидеться, если он не пригодится. Все шло к тому, подумала Минога с диким всплеском радости, что Мередит очень скоро придется понять: для ее героя/спасителя/мыслителя и повелителя она — всего лишь забава.

Спенсер махал Мередит, а Мередит то оборачивалась на Кита Хейварда, то смотрела на Мэллона. Никто из них не видел мертвых солдат. Возможно, это только она думала, что духи солдат имели право присоединиться к маршу протеста против войны, унесшей их жизни. Миноге это представлялось вполне здравым. Им не нравилось быть мертвыми, этим бедным парням. Они считали, что их облапошили, и она полагала это вполне справедливым, оттого обиженные призраки не казались Миноге страшными. Вот кто по-настоящему пугал ее, так это Кит Хейвард. Он пребывал на пике истерической радости, от которой аж пританцовывал на месте: конечно же, ну как она не поняла раньше? Кит тоже видел призраков-скелетов. Еще бы! Как она упустила, это же так очевидно. То, на что Кит смотрел, чем упивался, сводило его с ума от счастья. Да он просто балдел от смерти. Спенсер понятия не имел, что пригласил в круг.

Спенсер играл в игры, дошло до Миноги. Отчего же она сразу-то не догадалась: с самого начала он все представлял то как одну игру, то как другую. Худшей игрой, самой пагубной и разрушительной, была игра в реальность. Он и Мередит даже разговаривали так. Спенсер выдавал себя всякий раз, когда открывал рот.

— Он не ведал, что творил? — спросил Джейсон Боутмен.

— Ответ — нет, но я просила меня не прерывать, особенно вопросами, — сказала Минога. — Еще кто-нибудь встрянет, я просто встану и уйду.

— Виноват… — пробормотал Ботик.

Пока что мы с вами находились на стадии пролога, продолжила Минога. Пролог имеет отношение к смерти, и рассказ о том, чем она занималась в тот день, вращается вокруг смерти и зла, смерти и зла, с выступлениями в главных ролях двух абсолютно разных, хотя и одинаково ужасных демонов… Но есть и еще кое-что, более глобальное и мудрое и во всех отношениях лучшее, что-то такое, к чему она осмелилась подойти не ближе, чем любой из них, поскольку оно и есть самое страшное. Ее впечатление было не односторонним, вовсе нет, вот только обе стороны оказались совсем не такими, какими их можно было представить. Минога до сих пор пытается разобраться в этом.

Когда копы и пожарные ушли, маленькая группа воссоединилась, выбравшись из разных укрытий, и Минога увидела, что оказалась права насчет Мередит. Девушка была страшно обижена и зла. Она чувствовала, что ее предали. Мэллон даже не пытался делать вид, что его волнуют ее расчеты и гороскопы. Что бы Мередит ни говорила, он не верил, что это единственный из очень немногих случаев, когда опоздание может грозить серьезными последствиями. «Спенсер, — сказала она, — по-моему, наше «окно» только что захлопнулось». — «Ну и ладно, — ответил он, — откроем другое».

Люди должны быть очень внимательны к своим словам.

В ярости Мередит отвернулась от Мэллона и состроила глазки Киту Хейварду, который от этого едва не взлетел. Мередит думала, что это любовь, юношеская страсть и все такое — конечно, отчасти это правда… но главным для него было другое, из-за той особенности, которую Минога подметила в Ките только сегодня. Минога и сейчас понятия не имеет, почему он стал таким, она просто знает, что Кит был куда более извращенным, чем она думала. В тот вечер ей предстояло поближе познакомиться с природой и масштабами патологии Хейварда.

Мэллон подбодрил их парой слов и разбил сердце Джейсону, спросив Дона, удастся ли им провернуть это дело, несмотря на то что они облажались с гороскопом, но Дон не понял этой реплики, и Ботик тоже. Ребята восприняли это так, будто Спенсер миропомазал Кроху своим учеником и престолонаследником. Миноге не давали покоя мысли: что будет с несчастным Крохой, если Спенсер умрет? Что будет со всеми?

В общем, Дон ответил именно так, как ожидал Спенсер, и они тронулись в путь. Гути не сводил глаз с Миноги весь остаток вечера, пока не потерял сознание: Гути что-то знал, он что-то заметил, и Минога думала, что он, наверное, уловил тот момент, когда она видела мертвых солдат. Она беспокоилась за них за всех, но Гути беспокоился за нее. Они были так тесно связаны, может, он тоже видел бродячих мертвецов… Поэтому ей пришлось привести его в чувство: она улыбнулась Гути и послала полный любви взгляд. Минога любила Гути, и этим взглядом объявила о намерении неустанно и до самого конца защищать его.

На Глассхаус-роуд Минога продолжала поддерживать Гути. Она огляделась в поисках источника непонятного, доносившегося откуда-то сзади шума и тихонько велела ему не оборачиваться. Все было очень странно. Почти все мальчишки оглянулись, и она знала: увидеть они могли огромных собак, одетых, как люди, и ходивших на задних лапах. Собак, будто сошедших с той дурацкой картины, которую ее папаша притащил из кабака, вот только они не казались такими дружелюбными и безобидными. Они бы тотчас превратились в свирепых собак байкеров «Ангелов ада», собак-убийц, и набросились бы на них, если б Мэллон и его маленький отряд вдруг передумали идти вперед. Вот это увидели и поняли все, и Минога тоже, но это еще не все, что она видела.