Дорога смерти - Роберт С. Стоун

Наконец Пейл испустил долгий вздох.

— Вашей стране нужна сталь, господин Элиандо.

— Эта сталь, генерал, — мои средства к существованию. И она находится в Деши, так что у вас нет законных способов забрать ее. Однако я готов продать ее вам по справедливой цене.

Карн сделал паузу, а потом назвал цену, по которой шла руда самого низкого качества. Ею были забиты все рынки, но сравнивать ее с безупречной дешийской сталью было верхом нелепости.

— Согласен, — быстро ответил Пейл. Он ожидал больших сложностей, готовился к необходимости вырвать согласие у Элиандо силой. На самом деле, даже продав дешийскую сталь по истинной цене, предприниматель терял на такой сделке целое состояние. Без стали фабрики Элиандо остановятся. — Ваша страна может гордиться вами.

Карн улыбнулся.

— Цель моей жизни — в служении моей стране. Кстати, я слышал, что вы учредили совет, который будет заниматься делами гражданских лиц, пока городом правят военные законы. Я бы счел честью служить в нем.

Глагол, который выбрал Карн, не ускользнул от слуха генерала.

— Но совет уже полностью укомплектован, — возразил Пейл.

— Чем больше рук, тем легче ноша, генерал.

— Это верно, — осторожно согласился Пейл. Он не собирался уходить отсюда, не получив стали, а Элиандо, похоже, не собирался его отпускать, не получив обещание ввести его в совет. Однако какое имеет значение, сколько этих проклятых промышленников будет развлекаться, полагая, будто обладают какой-то властью, все равно все они у него в кармане. — Ну хорошо, заключил Пейл. — Я полагаю, теперь мы будем видеться гораздо чаще.

Карн слегка наклонил голову в знак благодарности, и Пейл наконец повернулся, чтобы уйти. Но теперь он не уйдет слишком далеко или надолго, а именно это Карну и требовалось.

«Лучше всего, — размышлял он, — всегда держать змею в поле зрения».

Двенадцать шагов в ширину.

Двенадцать шагов в длину.

Они стали мерой мира и ритмом жизни Брента Каррельяна, его вечности. Сперва расстояние, казалось, менялось. Иногда его вытянутые пальцы натыкались на холодную стену камеры всего через одиннадцать шагов, иногда через тринадцать.

Но у него было много времени для упражнений, и вскоре тело научилось делать ровно двенадцать шагов от одной стены до другой. Тогда Брент опустил руки и уверенно зашагал, останавливаясь на двенадцатом шаге, ощущая стену в нескольких дюймах от лица. Резкий поворот — и он продолжал свое бесконечное хождение.

Сорок восемь шагов по периметру — вот и вся камера. Один шаг, согласно его вычислениям, занимал чуть больше секунды, если каждый раз делать короткую паузу, опуская ногу на холодный каменный пол. Таким образом, на то, чтобы полностью обойти камеру по периметру, он затрачивал примерно минуту. Шестьдесят обходов — час.

Один раз он насчитал двести обходов — три часа двадцать минут. Он настолько уверился в точности своих расчетов, что готов был держать пари на большую часть своего состояния. Однако вскоре Брент почувствовал, что начинает сходить с ума. Теперь он вышагивал только для того, чтобы размять ноги, по несколько часов в день. Потом принялся ходить по камере на руках. Это было гораздо сложнее, и за один раз он мог сделать только несколько кругов. Но подобный способ передвижения оказался, пусть и ненадолго, хорошим средством отвлечься.

Двадцать один шаг в длину, двадцать один шаг в ширину, если идти на руках.

Сделав еще один шаг на руках и ощутив зарождавшуюся в мышцах дрожь, Брент вдруг сообразил, что эта комната по размерам не сильно отличается от его собственного кабинета. Кабинет он тоже мерил шагами, он столько времени обходил его по периметру, что даже протер хороший дешийский ковер. Но дома он занимался этим от скуки. Брент завоевал Прандис и возвел памятник своей победе. А потом размеры этого памятника стали удушливым горизонтом его жизни. Вломись к нему в дом еще три месяца назад банда этих безумных людей-зебр, он, скорее всего, не стал бы сопротивляться убийцам. По крайней мере, в этом случае отпала бы необходимость вновь мерить шагами кабинет. Но теперь у него имелось важное дело. Брент, при всем своем богатстве, не мог позволить себе роскошь умереть. И каждый шаг вверх ногами был исполнен сдерживаемой ярости.

— Как долго? — резко спросила Имбресс. Ее голос как будто заржавел от долгого молчания.

Брент остановился. Специально не задумываясь, он все равно знал, что сделал четвертый шаг на руках вдоль северной стены, и сейчас находится в двух шагах от двери, которую они так и не смогли найти. Он чувствовал свое местоположение так же уверенно, как любой слепец, находившийся в собственном доме. Не важно, сколько он сделал кругов, он теперь всегда обладал четким ощущением того, в каком направлении движется, где находится по отношению к двери, к Имбресс, к деревянному ведру. Больше ориентиров в комнате не было, поэтому расположение единственных, находившихся в его распоряжении, он усвоил замечательно. Брент только не знал, действительно ли «северная» стена была обращена на север. Просто легче представить комнату, если как-то сориентировать ее в пространстве, и поэтому он решил, что дверь выходит на север. Как будто север или юг теперь имели какое-то значение.

— Как долго? — повторила Имбресс скрежещущим голосом.

Брент рассмеялся. Смех больше смахивал на хриплое карканье, и он услышал это, когда звук вернулся к нему отраженным от суровых стен.

— Как долго? Как долго до чего? Или от чего? Как долго мы здесь? Или как долго мы еще просидим здесь? Или какой длины эта чертова комната?

Елена ответила ледяным молчанием, словно надеясь, что это заставит Каррельяна прекратить ерничать.

— Сколько времени до новолуния? — наконец выдавила она.

Только этот вопрос и имел смысл.

Брент встал на ноги, прислонился к стене и вздохнул, закрыв глаза, чтобы не смотреть в неизменную мертвую черноту.

— Не знаю. Я полагаю, это зависит от того, сколько мы пробыли здесь и сколько дней оставалось до новолуния, когда нас схватили.

— Десять, — тихо ответила Имбресс. — Думаю, оставалось десять дней. Или, может, одиннадцать. Но луна была полной всего за несколько ночей перед тем, как нас поймали. Она уже начинала убывать.

Вспоминая те дни, Бренту представился яркий, между третьей четвертью pi полнолунием, диск луны, висевший над Лесной Кровью, но он не знал точно, были это истинные или ложные воспоминания.

— Ну, — он что-то прикинул в уме, — на мой взгляд, мы пробыли здесь дней восемь. Имбресс мгновение помолчала.

— Почему вы так думаете? — скептически осведомилась она. Брент так и не понял, в какую сторону он, с ее точки зрения, ошибается.

— Я исхожу из того, как нас кормят, — начал Брент. — По-видимому, это происходит раз в день.

— Но нас кормили только шесть раз, — резко ответила Имбресс. — Значит, шесть дней.