"Пятая колонна" и Николай II - Валерий Шамбаров

Вильсон выразил свою линию довольно откровенно: «Всякая попытка интервенции в России без согласия Советского правительства превратится в движение для свержения Советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм». Не менее откровенные заявления сделал в английском парламенте Ллойд-Джордж: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более спорным вопросом, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании. Один из наших великих людей, лорд Биконсфилд, видел в огромной, могучей и великой России, катящейся, подобно глетчеру, по направлению к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Британской империи» [48].

18 октября 1918 г. госдепартамент США принял план экономического сотрудничества с Советской Россией. Большевики отреагировали без промедления. Как доносил в Берлин германский агент доктор Шубарт, 19 октября нарком иностранных дел Чичерин направил ноту Вильсону, делались «предложения о предоставлении железнодорожных, сырьевых и т. д. концессий или об уступке территорий в Сибири, на Кавказе, в Мурманском крае, как сумма выкупа за дальнейшую военную борьбу с империализмом Антанты» [97]. В это же время Вильсон направил личный приказ секретарю американского посольства в Лондоне Батлеру — «обстоятельно познакомиться» с советским эмиссаром Литвиновым [70].

В январе 1919 г. в Париже готовилось открытие мирной конференции. Съехались представители всех стран, участвовавших в войне — даже Панамы, Кубы. И только России, внесшей основной вклад в победу, представлено не было. Правда, белогвардейские правительства создали Всероссийскую дипломатическую делегацию. В нее вошли князь Львов, Терещенко, Савинков, Чайковский, послы Бахметьев, Маклаков, бывший царский министр иностранных дел Сазонов. Но на конференцию ее не пустили. Клемансо заявил, что «предательством в Брест-Литовске Россия лишила себя прав союзничества».

Вместо помощи русским соратникам 22 января Вильсон от имени Верховного Совета Антанты огласил обращение «Ко всем организованным группам, осуществляющим или пытающимся осуществлять политическую власть или военный контроль в Сибири и Европейской России». Всем таким «группам» — антисоветским правительствам, большевикам, националистам — предлагалось провести конференцию на Принцевых островах, а державы Антанты выступят посредниками и помогут договориться о прекращении гражданской войны, о границах. Фактически это был план расчленения России на десяток частей.

Причем Ленин охотно согласился. Верховному Совету Антанты полетел ответ о готовности «вступить в немедленные переговоры на Принцевых островах или в любом другом месте со всеми союзными державами… или с любыми русскими политическими группами, как того пожелают союзные державы». Но белогвардейские правительства были шокированы таким предложением и категорически отказались. Тем самым они спасли единство России. Но себе подписали приговор.

Закулисные связи США и Англии с большевиками становились все более интенсивными. Вопросы, касающиеся нашей страны, Версальская конференция тайно согласовывала с Литвиновым. В Москву Вильсон послал особую миссию — помощника госсекретаря Уильяма Буллита и друга Крейна Линкольна Стеффенса. Еще один клеврет Крейна, редактор его журналов Хэпгуд, был направлен в Данию. Ему поставили задачу «установить канал информации и контакт с большевистской Россией через Скандинавию, открытую дверь для любых инициатив советского руководства, которые оно пожелает предложить».

Что же касается «помощи» белогвардейцам, то она поставлялась в мизерных количествах и только для того, чтобы подпитать пожар гражданской войны. А интервенты занимались неприкрытым грабежом. Вывозили колоссальные богатства, отправляли пароходы драгоценной пушнины, лес, нефть, золото, антиквариат, другие ценности. Ну а когда сочли, что Россия достаточно разорена и оправиться уже не сможет, все белые армии, цеплявшиеся за союз с Антантой, получили от нее удары в спину.

Заговор против Колчака организовывали глава союзного командование в Сибири генерал Жанен, входивший в его миссию французский офицер Зиновий Пешков (старший брат Якова и Вениамина Свердловых, приемный сын Горького), английский генерал Хаджсон и американский полковник Донован (будущий первый шеф ЦРУ). Чешская армия захватила вдруг Транссибирскую магистраль, не пуская на нее русских. Поезд Колчака остановили в Верхнеудинске, он оказался оторван от своих войск. В Иркутске было создано новое «правительство», Политцентр. Колчака союзники вынудили отречься от поста Верховного Правителя России, гарантируя, что он будет взят под международную охрану и вывезен за рубеж. После этого «международная охрана» выдала его Политцентру. На смерть. Американцы, уходя из Сибири, продали красным завезенное сюда оружие и снаряжение. Отношения сложились настолько теплые, что большевики устроили дружеские проводы американским частям, покидавшим Владивосток.

Деникин наступал на Москву, но поляки, которых он считал своими союзниками, неожиданно заключили с красными перемирие. Большевики сняли с их фронта все войска и обрушились на белых с фланга. Дипломатический представитель Англии при ставке Деникина генерал Киз плел против него заговоры. На юге России оказался и американский банкир Рубин из фирмы «Рубин Бразерс», тесно связанной с Рокфеллером и Шиффом. Он вместе с представителями Американского Красного Креста подготовил восстание в Одессе.

А армия Юденича чуть не взяла Петроград — многие считали, что после этого Советская власть обвалилась бы по всей стране. Белогвардейцы уже прорвались на ближние подступы, видели купол Исаакиевского собора. Но их союзниками были эстонцы и англичане. Троцкий направил к ним своего помощника Артура Рэнсома, агента «Интеллидженс Сервис», и обо всем договорились. В разгар боев эстонские части, стоявшие на спокойных флангах, вдруг бросили фронт. Ушел и британский флот, который должен был прикрывать с моря. А Троцкий бросил свои дивизии на оголившиеся участки, окружая Юденича. Белогвардейцы были разгромлены. При отступлении в Эстонию их и массу гражданских русских беженцев загнали в концлагеря, многих перебили, другие умирали на морозе и от тифа.

По страницам этой книги прошли перед читателями два странника. Они были сверстниками. Один родился в 1868, другой — в 1869 г. Первый отправился странствовать пешком по Руси в 1891, второй — в 1892 г. Вот только причины были очень непохожими. У одного — две попытки самоубийства, отлучение от причастия, обиды на власть и на церковь, несчастная любовь и неудачные литературные опыты. У другого — духовные поиски и озарения. Первого звали Алексей Пешков — Максим Горький. Второго — Григорий Распутин. Они оба отправились странствовать, но в разные стороны. В противоположные.

Кстати, парадоксальный факт. Если взять пропагандистский, штампованный «образ Распутина», каким его представляют в скандальных фильмах и романах, то очень близким к нему оказывается… именно Горький. Вокруг него всюду складывалась весьма своеобразная община сомнительного поведения — и на Капри, и в Петрограде. По воспоминаниям современников, в его 11-комнатной квартире жило по 30 человек — друзей, знакомых, просто приживал. Дочь Андреевой Екатерина Желябужская описывала, что в этой квартире постоянно были гости. Вокруг был мрак, погибель, голод. А здесь беспрерывно ели, пили, танцевали, играли на деньги в лото или в карты, пели «какие-то странные песни», читали вслух порнографические книги, особенно популярен был маркиз де Сад. Беседы велись такие, что у дочери Андреевой, по ее признанию, «горели уши».