"Пятая колонна" и Николай II - Валерий Шамбаров

Приходили многочисленные посетители, просители, как и к Распутину. Захаживали члены правительства — в числе завсегдатаев у Горького бывали Каменев, Зиновьев. Но приходили и интеллигенты, не успевшие сбежать за границу купцы и фабриканты, дамы из «высшего света», жаловались на свои беды. А писатель, как и Григорий Ефимович, был человеком добрым, не отказывался помочь. Он спас многих литераторов, культурных и научных работников, создав «Дом искусств», «Центральную комиссию по улучшению быта ученых», обеспечивая их пайками (и привлекая служить новой власти). Используя свои связи в верхах, писал записки с просьбами пристроить того ли иного человека, обеспечить жильем. Писал ходатайства освободить чьих-нибудь арестованных родственников, помиловать приговоренных к расстрелу, хотя такие его просьбы власть удовлетворяла не всегда.

Но бескорыстным, в отличие от Распутина, Горький никогда не был. У него постоянно находились денежные источники, скрытые и темные. При Советской власти «буревестника революции» аккуратно отодвинули с политического поприща, закрыли его газету «Новая Жизнь», чтобы не своевольничал. Но перевели на другое важное направление — разворовывание российских богатств. Горький и Андреева возглавили Оценочно-антикварную комиссию при наркомате торговли и промышленности. Под их началом работало 80 лучших антикваров, отбирая из конфискованных вещей предметы, представляющие художественную или историческую ценность, для переправки на зарубежные аукционы. Это было золотое дно, и начальники себя не забывали, по словам Зинаиды Гиппиус, квартира Горького превратилась в подобие музея или лавки старьевщика.

Между прочим, в случае с писателем опять подтверждается закономерность — возле видной личности действовала второстепенная, малозаметная. Андреева. Она неизменно оставалась рядом с Горьким, даже когда перестала быть его «женой», когда его новой сожительницей стала бывшая пассия Локкарта Мира Будберг, двойной агент английской разведки и ВЧК. Андреева с новым любовником, чекистом Крючковым, сопровождала Горького и за границей в качестве «секретарей». Контролировала, регулировала, направляла.

А черты сумбурной жизни писателя выглядели как раз такими, какие приписали Распутину. Он любил шикануть, покутить, ночные рестораны с цыганами или еще более откровенными развлечениями. Искал некие высшие истины в учениях сектантов, иудеев, известен его портрет в масонском облачении и с масонским жестом. Постоянными сожительницами отнюдь не ограничивался. На Капри, по свидетельствам очевидцев, не пропускал ни одной горничной. Не пропускал и жен собственных товарищей. Уже больным стариком он обратил свое влечение на собственную невестку и даже на смертном одре шокировал медсестру откровенными приставаниями и страстным поцелуем…

Два странника прошагали свои жизненные дороги в противоположных направлениях. Горький стал знаменитым классиком, самым издаваемым советским писателем, общий тираж его произведений только на родине перевалил за 240 млн экз. Его именем были названы старинный Нижний Новгород, главная улица в Москве, улицы и площади почти во всех остальных советских городах, корабли, самолеты, многочисленные поселки, колхозы, театры, институты, академии, школы, парки, заводы, дома культуры, библиотеки, санатории. Его памятники и бюсты ставили в десятках городов. Правда, со временем начали переименовывать. Корабли постепенно списываются в утиль. Те или иные учреждения закрываются. Памятники ветшают, зарастают слоями птичьего помета…

Распутин ушел, влача на себе чудовищный, доселе невиданный груз клеветы. Не оставил даже могилы, разоренной гонителями. И посмертно его силятся заваливать новыми и новыми извержениями все той же клеветы. Но он ушел в Царствие Небесное. Там грязи нет. Она туда не достает, и злопыхатели там не имеют голоса. Григорий Ефимович стал Предтечей, указав и приготовив путь другим оплеванным и оклеветанным, своим царственным друзьям.

Расправиться с ними желали многие. Когда большевики еще только рвались к власти, Троцкий мечтал устроить показательное судилище над царем, сам себе отводил роль обвинителя. Видимо, это обстоятельство чудесным образом (и конечно же, небесным заступничеством мученика Григория) помогло спастись Анне Вырубовой. Керенский выслал ее из России, но буйные солдаты в Финляндии ссадили с поезда, заточили в Свеаборге. В сентябре 1917 г. мать Вырубовой сумела добиться ее освобождения через… Троцкого. Очевидно, Лев Давидович рассудил, что она пригодится как раз для процесса. Анну вернули в Петроград, и она скрылась под чужой фамилией. Через несколько лет нелегально сумела перебраться в Финляндию, приняла монашеский постриг в скиту Валаамского монастыря.

А Троцкому она не понадобилась. Судя по всему, он ознакомился с материалами следственной комиссии Временного правительства и понял: «красивого» процесса не получится. Охладел к этой идее. Или советники подсказали, что затевать такое дело не стоит, сценарий будет другой. Потому что подготовка к цареубийству началась, но подспудная, незаметная. В январе 1918 г. в Екатеринбурге некий инженер Ипатьев купил дом купца Шаравьева. Этот город был «вотчиной» Свердлова. Здесь верховодили его боевики, близкие подручные: Белобородов, Голощекин, Войков, Юровский, Сыромолотов, Чуцкаев.

А факт покупки дома, вроде бы рядовой, не вписывается ни в какие логические рамки! В январе 1918-го никто в России недвижимость не покупал! От нее избавлялись, домовладельцев уже приравняли к «буржуям». Взять денег на покупку дома тоже было негде, банки национализировали. Те, кто сохранил наличность, обращали ее в золото, драгоценности, иностранную валюту. Однако известно, что Ипатьев был приятелем Войкова до поры до времени. А в апреле тот же Войков потребовал от хозяина выехать вон. Больше об Ипатьеве сведений нет, его следы исчезают, будто его и не было. Но, если учесть, что убийцы были связаны с кругами масонов и иллюминатов, все это оказывается неслучайным. Здание специально сделали «домом Ипатьева». Чтобы замкнуть магический круг между Ипатьевским монастырем, где началась династия Романовых, и местом, где ей предназначалось завершиться [62].

Впрочем, было еще одно совпадение. Почему «домом Ипатьева» сделали именно этот особняк? Оказывается, что он располагался рядом с резиденцией британского консула в Екатеринбурге Томаса Престона, просматривался из его окон! А сама по себе фигура Престона весьма любопытна. Он появился в России в горячем 1905 г. в качестве служащего горнодобывающей компании. Весь период революции 1905–1907 г. провел в Батуме. Можно сопоставить, что британский консул в Батуме Патрик Стивенс активно занимался шпионажем, создал широкую сеть агентуры. Напомним, что как раз через Батум Акаси и его сообщники направили второй английский пароход с оружием, «Сириус», и груз винтовок, хоть и был конфискован, все равно попал к революционерам.

После этого Престон закончил Кембриджский университет и в 1913 г. вернулся в Россию уже в дипломатическом ранге — вице-консула, а потом консула. Но он не отрывался и от прежней специальности. Основной его задачей стало обеспечивать интересы британских горнопромышленников на Южном Урале — принадлежавшей им Российской Объединенной корпорации (мы уже упоминали, что одним из директоров этой корпорации и совладельцем Кыштымского медеплавильного завода являлся будущий министр торговли и президент США Гувер).