Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов

Критерием социального лидерства была принадлежность к соответствующему родовому коллективу, но реальная власть базировалась и могла базироваться в то время лишь на личном авторитете вождя — в конечном счете, дружинники окружали его в том случае и до тех пор, если и пока он вел боевые действия, был щедр и обладал определенной харизмой, заключавшейся в ключевом для скандинава того времени понятии удачи, неотделимом от понятия судьбы.

Именно эта эгалитарность, создававшая устойчивую и невероятно прочную основу для надстраивания форм социальной культуры и расцвета всех аспектов культуры духовной, позволяла вырабатывать универсалии этического комплекса, актуальные и приемлемые для всех слоев населения. Ведь не случайно Один — при всей своей специфичности — нигде так отчетливо не выступает в роли «Всеотца», как в «Речах Высокого». Именно здесь он дает поучения и определяет нормативы морали, универсально приемлемые для любого члена скандинавского общества — от конунга и ярла до последнего свободного домочадца на захолустном хуторе в глубоком северном фьорде.

Набор этих норм сложился именно в эпоху активных походов и небывалого доселе всплеска активности, когда мир стал достаточно агрессивен к населяющим его людям. Он пронизывает все мироощущение скандинавов, и, без сомнения, это именно тот памятник, который «следовало бы выдумать, если бы его не существовало». В самом деле, он лишь концентрированное и лаконичное воплощение тех законов, проявление которых мы постоянно отслеживаем по всем остальным памятникам, не имеющим моралистического значения.

Даже начало песни проникнуто ощущением нестабильности и неустойчивости — того, что являлось основным вызовом, обращенным к человеку той эпохи. Поучения касаются поистине универсальных и внеклассовых аспектов жизни и поведения; необходимости поддерживать дружбу и платить за нее собственной привязанностью; мстить, коль скоро к этому подан повод; крепко держаться за жизнь, даже ценой физических страданий и увечий; соизмерять свои возможности с задачами и не увлекаться избыточной мудростью; наслаждаться в жизни как борьбой, так и богатством, любовью и всеми доступными человеку яркими переживаниями:

И общим выводом звучит поистине ставшая ключевой для эпохи походов строфа, провозглашающая результат миросозерцания и мировосприятия, порожденный эпохой и ставший лозунгом времени — лозунгом, ведшим по жизни тех воинов, что плывут на кораблях, высеченных на стелах Готланда:

В середине I тыс. н. э. на Севере наступает эпоха малых конунгов. Специфической, северной линией развития было то обстоятельство, что здесь актуальность единства — племенного и межплеменного — в определенный момент резко пошла на убыль. На континенте бурная эпоха военной демократии шла параллельно со сложением первичных праформ государственности — племенных союзов, которые органично трансформировались либо в новые формы племенных союзов, либо непосредственно в раннегосударственную структуру. Обратных процессов континент практически не знал. На Севере все обстояло по-иному. Относительно медленное развитие северной культуры привело в середине I тыс. к созданию максимально возможного для этого региона единства: «держав Инглингов и Скьельлунгов», представлявших собой племенные союзы с едиными культовыми центрами. Однако период их существования оказался чрезвычайно непродолжительным: уже в VI в. династии либо пресекаются, либо теряют свое влияние и власть.

Наступает время локальных правителей. Малые конунги становятся главными действующими лицами этого нового скандинавского мира. Пирамидальные локальные «миры» — черта эпохи. Небольшая область, насчитывающая, быть может, несколько тысяч жителей, становится территорией, на которой фактически действует понятие «мы». Жители именно этого локуса, подчиненного власти локальной же династии конунгов, осознают собственную принадлежность к группе — единственной группе за пределами собственного родового коллектива. Картина мироздания парцелляризируется — окружающий мир становится объектом приложения собственных усилий, и граница, за которой эта активность может быть реализована, порой в буквальном смысле начинается за оградой собственного хутора — земной Утгард лежит рядом и служит источником опасности или славы.

Возникает парадоксальная, на первый взгляд, дихотомия: с одной стороны, мир в значительной степени ограничен рамками собственного поселения и ближайшей округи, он «обозрим»; с другой — в мире оставалось все меньше границ. Человек Севера становился все более легок на подъем — тысячекилометровые расстояния преодолевались морским путем без особых проблем, тем более терялось ощущение расстояния в пределах зоны Датских проливов, основной зоны походов и столкновений данов, свеев, гетов и норвежцев. Формирование мобильной и активной цивилизационной сущности шло быстрыми темпами на протяжении всего первого тысячелетия, однако с обособлением скандинавских племен и началом у них внутренних походов этот процесс приобрел дополнительный импульс. Цивилизация Севера создавала ячейки, споры собственной культуры, которые заносились обстоятельствами либо собственной волей в другие земли, укореняясь там и давая производные от северной культуры филиационные побеги. Культура, таким образом, создала условия и механизм собственной трансляции.

Проблема мироощущения может решаться нами лишь на основе анализа различных стратов общества. При этом необходимо учитывать, что общество Скандинавии этого периода было, как отмечалось, весьма эгалитарным по своей сути, однако в нем все более и более отчетливо выделяется прослойка воинов-профессионалов. Это тот самый необходимый и достаточный компонент героического века, который создает все присущее ему своеобразие. Его членам свойственны:

1. Обостренное чувство собственной значимости, граничащее с неприкрытым (и обязательным по статусу!) бахвальством;

2. Отчетливое противопоставление своей группы остальному социуму («неизбранным»);

3. Агрессивность, подогревавшаяся как объективными (служба), так и субъективными (персональные амбиции) причинами;