Короли Жути - Николас Имс

– Это еще почему?

– Потому что, когда мы убьем Листопада, Сумрак станет единственным друином на свете.

С разбега перепрыгнув через костер, Гэбриель кубарем прокатился под огромной призрачной ручищей и рубанул Веленкором по дымной ноге. Призрачный монстр пошатнулся, но даже прославленный клинок одним ударом не смог повалить огромное чудовище.

Двойник теснил Ганелона к проему в крепостной стене. Матрик, обливаясь потом, яростно сражался с призрачным противником. Клэй, мельком взглянув на товарищей, кинулся на помощь Саббате. Дива, загнанная в развалины крепости, из последних сил уворачивалась от взмахов костяной косы. Всякий раз, как лезвие косы вонзалось в стену, во все стороны летели зазубренные осколки камней.

Сумрак оглянулся, и тут Клэй всем телом набросился на него сзади, однако не рассчитал силы удара, забыв, что друины обладают хлипким телосложением. Оба упали, что, в общем, оказалось весьма удачным маневром, поскольку Сумрак, оттолкнувшись от стены, крутанулся и рубанул косой как раз по тому месту, где совсем недавно была голова Клэя. К счастью, сам Клэй в это время лежал, уткнувшись носом в щебень и набрав полный рот земли. Саббате представился случай достать друина железным кулаком, но Сумрак чудом ускользнул, и шипастая латная перчатка раскрошила камни, будто штукатурку.

– Вот дерьмо! – выругалась Саббата.

Проскочив мимо нее, друин поудобнее перехватил древко косы и снова занес костяное лезвие, готовясь к удару.

Клэй вскочил на ноги, двинул Черным Сердцем в самый кончик косы и ужасно обрадовался, когда щит не раскололся пополам. Необычайно острая кость насквозь пронзила древесину и поблескивала совсем рядом с рукой Клэя. Резкий рывок щита вырвал косу из рук Сумрака.

Друин охнул и метнулся следом за оружием, но Клэй с ухмылкой деревенского забияки придавил древко ногой и крикнул:

– Эй!

Сумрак встретился с ним глазами, а Клэй махнул молотом наотмашь и приложил друина в висок. Сумрак вырубился.

Клэй обернулся к Саббате:

– Ты как?

Дива, привалившись к стене, распахнула глаза, полные страха и злости, и прошипела сквозь зубы:

– Спасибо, ничего.

Клэй, кивнув, припустил во двор, где Гэбриель сражался с призрачным эттином. Громадный монстр был на удивление ловок и скор, а Гэб уже выдыхался.

Взмах тяжелой руки отбросил Гэбриеля на бортик древнего фонтана. Чудом увернувшись от следующего удара, Гэб свалился к подножью статуи, которая раскололась на куски и засыпала его обломками.

Клэй промчался мимо Матрика и его двойника, в которого Муг метко запустил древним кирпичом. Рукоятью кинжала призрак отбил кирпич, невольно открывшись для атаки Матрика. Вихрем замелькали клинки. Под неистовым напором двойник пошатнулся, и Матрик начал с бешеной скоростью наносить смертельные удары. Наконец призрак рассыпался горстью золы, а следом на земле растянулся и обессиленный Матрик, не собираясь вставать.

Гэбриель с трудом держался на ногах. Одну атаку призрачного эттина ему удалось отбить, но при этом он подставился под удар массивного кулака.

Клэй хотел было заорать во все горло, но сообразил, что вопит уже давно. Призрак встревоженно обернулся, а Клэй с разбегу врезался ему в колено. Дымный монстр неуклюже завалился набок, придавив Клэя массивной ногой.

Гэбриель, взобравшись на бортик фонтана, прыгнул на призрачного эттина, обеими руками сжав эфес Веленкора. На широком клинке блеснули древние звезды исчезнувшего мира. Меч, описав широкую дугу, рубанул по шеям и отсек сразу обе дымные головы. Громадное тело содрогнулось и рассыпалось прахом. Клэй, лежа на спине, перевел дух: теперь о призрачных убийцах можно больше не волноваться. Откуда-то издалека донесся звон металла. Клэй вспомнил, как двойник теснил Ганелона к пролому в стене, и заставил себя подняться. Неподалеку Гэбриель тоже встал и криво улыбнулся приятелю:

– Ну, как теперь спина?

– По-моему, сломана, – ответил Клэй и побрел на звуки сражения.

Гэбриель, шатаясь от усталости, пошел следом, волоча меч по разбитым плитам крепостного двора.

Битва Матрика с двойником напоминала драку двух котов, а вот Ганелон и его призрак больше всего походили на тигров. Они размеренно кружили, приберегая силы для точных стремительных выпадов, после которых один обливался кровью, а другой испускал струи черного дыма.

Клэй с Гэбриелем остановились неподалеку, не торопясь вступать в сражение: нет смысла бросаться между волной прибоя и скалистым утесом или между двумя разъяренными быками. В таких случаях лучше оставаться зрителем, потому что вмешиваться глупо и бесполезно. Однако же Клэй взял щит наизготовку и приготовился к броску.

Ганелон мельком взглянул на приятелей. Клэй замер, где стоял, и, вытянув руку, остановил Гэбриеля, который хотел было спросить почему.

– Не парься. По-моему, уже все кончено, – сказал Клэй и снова поглядел на Ганелона.

Ясно было, что это начало конца сражения. Ганелон ринулся вперед, пытаясь подсечь двойника Сирингой. Призрак ответил таким же боковым ударом. Топоры стукнули друг о друга, взвизгнул металл, фейерверком взметнулись искры, а Ганелон плечом врезался в противника и, с силой крутанувшись, рубанул с другого бока. Однако призрак уже приготовился к защите – ведь он был зеркальным отражением того, с кем сражался.

Но что может зеркало? Что оно отражает? Старые шрамы и, может быть, взгляд, в котором сквозит истинная сущность человека. Его душа. Его скрытая натура. Самые глубокие шрамы часто тоже не на виду, поэтому, хотя в зеркале и могут проявиться наши слабости, оно отражает лишь малую толику нашей силы.

Ганелон родился в неволе. У него на глазах казнили мать, живьем содрав с нее кожу. В день своего одиннадцатилетия он убил семерых. Он пересек пустыню налегке, утоляя жажду и голод кровью и плотью задушенных стервятников, которых подманивал, притворяясь трупом. Он выбрался на свободу из желудка гигантского песчаного червя. Он проложил себе путь в крепость, защищенную четырьмя сотнями воинов. Он убил двух горгон, четырех великанов, семнадцать гарпий, тысячу девятьсот семьдесят восемь кобольдов (почти один процент всего кобольдового племени) и бессчетное число прочих злобных монстров. А еще он в одиночку расправился с химерой. Девятнадцать лет он провел в темноте, каменным истуканом, наедине со своими горькими мыслями, пересчитывая пылинки, как кочевник в дальней дороге считает звезды.

Разумеется, его дымный двойник ничего подобного не совершал. В решающий удар Ганелон вложил не только всю свою силу, но и всю свою волю. Сиринга рассекла призрачного воина, будто стеклянную паутину, и тот мгновенно исчез, осыпавшись пеплом.

Клэй недоумевал, отчего Ганелон не сделал этого раньше, и хотел уже было задать мучивший его вопрос, но тут из крепости донесся отчаянный крик Муга:

– Живокость, не смей!

Гэбриель побледнел: