Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Григорий Потанин

Нашим рабочим было над чем поломать голову, уравновешивая всю нашу кладь на боках 15 верблюдов. Кроме всего, надо было завьючить две юрты, к чему китайцы также не привыкли. Сборы, казалось мне, тянулись невообразимо медленно и бестолково. Наконец, когда все было кончено, мы собрались все в церковь, и г. Кейла помолился за отъезжающих: затем в его келье мы распили на прощанье бутылку виноградного вина из его скудного запаса и простились; впрочем, хозяин, привыкнувший к нам за месяц нашего пребывания у него, хотел проводить нас за город, и мы с ним сели в извозчичью повозку, мужчины ехали возле верхами, а мою лошадь вели в поводу. Грустно было расставаться с г. Кейла, последним, как думали мы, европейцем, встреченным нами на нашем пути.

Город на этот раз мы не видели, проехали предместьями. Архитектура домов здесь была несколько иная, чем в других китайских городах, постройки были из обожженного кирпича, имели более солидный вид, и в домах были окна с круглыми сводами вверху, а не просто длинная вырезка во всю стену с мелкой решеткой, как в пекинских и вообще в китайских домах. Старые здания в Куку-Хото, его храмы тоже отличались оригинальностью, и некоторые из них не походили ни на китайские кумирни, ни на тибетские буддийские храмы, – два типа священных построек, которые мы встречали во всех монгольских монастырях и городах.

Первая же остановка наша была в деревушке, которую населяли монголы-туметы; они занимались хлебопашеством, жили в китайских фанзах и одевались по-китайски, только женщины их счастливо отличались от китаянок здоровыми ногами и вообще здоровой рослой фигурой. Туметы относились к нам радушно и не надоедали любопытством.

На другой и на третий день шли населенными местами и останавливались в китайских постоялых дворах, в дянах, как мы привыкли называть их. Чем ближе мы подходили к Желтой реке, тем оживленнее становились дороги; опять, как в Китае, на ней то и дело встречались различные торговцы с товарами, подвешенными на коромыслах. Доехали до развалин старинного монгольского города Тохто-хото; его разрушенные стены и башни были на высоком обрывистом берегу; внизу, между рекой и горой, расположился новый китайский город. На вид последний ничем не отличался от других городов, но нравы жителей здесь были другие: толпа не теснила нас, встречные уступали дорогу, не слышно было бесцеремонных замечаний вслед или даже бесцеремонного хохота.

Все время, пока мы жили тут в дяне, зрители собирались на кровлях, окружающих наш двор, но вели себя так скромно и тихо, что, только взглянув вверх, вы замечали, что окружены любопытной толпой. Оказалось, что, по случаю сильного разлива реки, переправа через Хуан-хэ была не в этом городе, как обыкновенно, а еще верст десять ниже. Река тут очень широка и вместо Желтой должна бы называться Красной: вода, зачерпнутая в стакан, казалась сваренным на воде какао. Через реку мы переправлялись на лодке, а животных и вещи перевозили на небольшой барке.

В Китае почти везде устроены мосты, а потому животные, лошади и верблюды не привыкли к переправке вплавь, и с ними было очень много возни. Во время переправы подошел к нам странствующий лама и хотел рассказать нам местную легенду о Тохто-хото, но, к сожалению, мы не понимали его языка. Такие полупонятые рассказы всегда очень интригуют и заставляют очень сожалеть о плохом знании языка. На этот раз мы скоро забыли эту неудачу, потому что, как только переправились на правый берег реки, так и очутились среди роскошного луга, покрытого цветами и представлявшего богатый сбор новых растений, жуков, ящериц, ос и проч. благодати, радующей сердце коллектора-натуралиста.

Луг, впрочем, был не широк, за ним сейчас же возвышались песчаные бугры с очень крутыми осыпающимися скатами. Такой же характер контрастов, где сочная луговая растительность сейчас же сменяется голым песком, носит и весь Ордос, в той, по крайней мере, его части, где мы его проходили. Вид таких мест очень оригинален: когда взберешься на вершину самого высокого песчаного бугра, то увидишь целые сотни подобных же холмов, тянущихся от вас во всех направлениях; это – как будто огромные застывшие волны песчаного моря. Сначала вам кажется, что холмы высятся в совершенном беспорядке; потом, когда вы несколько приглядитесь к этой картине, вы заметите, что холмы имеют определенную форму, что один бок, у каждого несколько более полог, а другой обрывист, но высота холмов и величина очень различны, и притом они, как настоящие волны, иногда набегают один на другой и тем нарушают правильность.

Осмотревшись, вы начинаете замечать в некоторых склонах этих «барханов» слабую растительность: это – или нежный, голубоватый злак, изредка раскинутый по песку отдельными травинками, или тонкий, высокий тростник, пробирающийся узкой дорожкой в один ряд по склону холма, причем его корневище ползет по поверхности, как гигантский червяк, или, наконец, целые группы бобового кустарника (Hedexeroum), нежным узором развесившего свои розовые мотыльковые цветы на тонких, совершенно безлистных ветках. Такая растительность не нарушает общего впечатления крайней пустынности. Жизнь между тем есть везде, и здесь, при более тщательном осмотре ближайшего к вам пространства, вы замечаете на песках, во-первых, красивую струйчатость, сделанную, очевидно, ветром, и, кроме того, узорные дорожки, сделанные лапками ящериц, и еще более тонкие, как строчка, следы больших черных жуков, снующих около вас во всех направлениях; реже встречаются тропинки зайцев и лисиц.

Заблудиться среди таких песчаных холмов ничего нет легче: дорога, глубоко протоптанная в песке, скоро засыпается, притом она беспрестанно извивается, огибая более высокие холмы, и из одной песочной ямы вы вступаете в другую, совершенно такую же; кругозор везде загорожен ближайшими холмами. К счастью, в Ордосе такие барханные пространства часто прерываются небольшими речками или озерами, берега которых или густо заросли кустарниками, или покрыты луговой растительностью. И нигде, может быть, эти зеленые оазисы не радуют так глаз, как среди однообразия барханов. Такой вид, по крайней мере, имел Ордос в лето 1884 г., когда мы по нему проходили. Дальше от Хуан-хэ самые барханы начинают несколько изменяться; часто бока их зарастают кустами темно-зеленой полыни, приятно нарушающей однообразие желтого цвета и несколько скрепляющей эту песчаную почву; иногда даже на вершинах холмов стелется низкий можжевельник со своей душистой хвоей (Juniperus).

Здесь, может быть, следует сказать, что называют Ордосом. Если смотреть на карту Китая и следить по ней за течением Желтой реки, то мы увидим, что почти в центре карты река эта описывает букву П – вот это пространство внутри покоя [128] и носит название Ордоса; с юга, юго-востока и юго-запада его отделяет от Китая великая стена, скорее, впрочем, развалины этой стены. Ордос в настоящее время населен монголами, ранее тут находилось государство тангутов, называемое в китайских книгах государством Си Ся. Ордосские монголы разделяются на семь хошунов, или княжеств, и каждое из них управляется наследственным князем из потомков Чингисхана. Старшинство над всеми семью князьями принадлежит старшему в роду. Ему дают титул вана, что в старинных сочинениях переводили словом царь. В настоящее время значение ванов сильно упало, и китайцы признали правителем Ордоса не старшего в роду вана, а более приноравливающегося к обстоятельствам, следующего китайской политике князя Джунгарского хошуна.