Мари-Бланш - Джим Фергюс

чтобы я показала пещеры дяде Габриелю. Они ведь друзья, а теперь и деловые партнеры.

— Едем, Мари-Бланш, — сказал дядя Габриель, чья лошадь, чуя нетерпение всадника, нервно переступала с ноги на ногу. — Что за чепуху вы внушаете ребенку, Жозеф? Разумеется, ваш хозяин не стал бы возражать, чтобы она показала мне пещеры. В конце концов я член семьи, а ваш хозяин отсутствует. Подсадите барышню в седло, старина. Нам пора в путь.

Жозеф нимало не испугался властной манеры виконта. Член семьи или нет, дядя Габриель здесь не хозяин, и Жозеф определенно не считал своим долгом подчиняться его приказам.

— При всем уважении, господин виконт, — отвечал Жозеф, — мой хозяин, господин граф Пьер де Флёрьё, установил особые правила касательно его владений, и мой священный долг соблюдать их. Я лишь напомнил барышне о желаниях ее отчима.

— Я должен напомнить вам о вашем положении, старик? — резко бросил дядя Габриель. — Еще слово, и мне придется поговорить с госпожой графиней.

Жозеф иронически улыбнулся:

— Да, господин виконт, я прекрасно сознаю свое положение. Я верой-правдой служил трем поколениям семьи де Флёрьё и в отсутствие моего хозяина продолжу исполнять то, что мне поручено. И позволю себе напомнить вам, с уважением, господин виконт, что вы не мой хозяин, а гость в доме моего хозяина.

Дядя Габриель замахнулся стеком.

— Мне бы следовало спешиться и заставить вас стать на колени за неповиновение, — прошипел он.

Жозеф лукаво усмехнулся.

— Да, господин виконт. Может, и следовало бы. — Затем, как ни в чем не бывало, он помог мне сесть в седло. — Хорошей прогулки, мадемуазель Мари-Бланш. И остерегайтесь волков в лесу, барышня, — подмигнул он мне. С годами это стало у нас привычной шуткой, с той первой снежной ночи, когда мы на автомобиле ехали в Марзак со станции Лез-Эзи и Жозеф с дядей Пьером рассказывали мне сказки про волков.

— Конечно, Жозеф, — улыбнулась я. — Я скажу тебе, если увижу их.

Утро было чудесное, холмистая земля Дордони буйно зеленела после недавних дождей. Реденький туман, еще не высушенный солнцем, отмечал русло реки, змеящейся по долине. Мы проехали мимо земляничных полей, пестреющих спелыми ягодами, ярко-алыми на фоне жирной черной земли, и через гнущийся под тяжестью урожая сад, где, не спешиваясь, рвали с деревьев яблоки, хрусткие, холодные, сочные. Потом свернули на фермерский проселок, бежавший вдоль поля подсолнухов, таких ярко-желтых, что смотреть было больно. Пересекли мост над рекой, копыта лошадей гулко зацокали по деревянному настилу, внизу, закручиваясь водоворотами, текла река. Мы почти не разговаривали, но я чувствовала себя в компании дяди Габриеля чуть раскованнее. Трудно было бояться его в такую чудесную погоду, и я с радостью делила с ним этот прекрасный день.

На другом берегу реки мы двинулись по старой тропе, что поднималась в известняковые холмы; дядя Пьер говорит, что сотни лет назад здесь проходили римляне. Несмотря на предостережение Жозефа, я чувствовала, что выбора у меня нет, придется показать дяде Габриелю пещеры первобытных людей. Тем не менее, из лояльности к дяде Пьеру, я решила не водить его в наши любимые тайные пещеры, покажу несколько пещер поменьше, деревенские про них тоже знали и захаживали туда, но тамошние рисунки на стенах были не столь выразительны, как в наших любимых пещерах. Иные из этих пещер были совсем неглубокие, небольшие выемки под каменным козырьком, вероятно, охотникам они служили временными укрытиями, одна из стен, возле которой некогда горел костер для обогрева и приготовления пищи, обычно была черной от копоти. Почти в каждой каменные стены украшали рисунки, то довольно грубые, то более искусные, изображавшие главным образом сцены охоты и разных животных. Встречались и пещеры поглубже, вероятно, там помещались целые семейства, и в этих более постоянных жилищах рисунки почти всегда отличались большей детальностью. Дядя Пьер говорит, что тогда, в невообразимо седой древности, письменности не существовало — не было ни книг, ни газет, ни журналов, ничего такого, что эти люди могли бы использовать для развлечения или учебы, вот они и рисовали на стенах, рассказывали свои истории в картинках. Он говорит, таким способом пещерные люди оставили нам записи о своей жизни и своей эпохе, универсальным языком рисунков они обращаются к нам сквозь тысячелетия. Он говорит, скорее всего рисованием занималась целая семья — дети, родители, деды и бабки. Может быть, старики смешивали краски из разных местных пигментов, дети же наблюдали и учились, когда родители рисовали фигуры. А достигнув определенного возраста, дети сами получат почетное право и священную обязанность рисовать на стенах.

Моя лошадь шла впереди по узкой тропинке и, когда мы подъехали к одной из пещер, я спешилась.

— Мы на месте, дядя Габриель, — сказала я. — Прямо перед нами пещера, где жили первобытные люди. Видите отверстие?

Дядя Габриель спешился, и мы свободно привязали поводья к толстому суку. У входа в пещеру сердце у меня всегда начинало биться быстрее. Я не могла отделаться от впечатления, что однажды застану там первобытных людей у горящего костра, готовящих пищу, рисующих, кормящих детишек, живущих своей будничной жизнью. Куда они ушли? Даже дядя Пьер, который все знал, не мог ответить на этот вопрос.

Из седельной сумки дядя Габриель достал маленький оловянный фонарик, завернутый в вощеный ситцевый лоскут, и бутылочку со светильным маслом. Наполнил фонарик и зажег.

— Ну вот, теперь мы все увидим в темноте, — сказал он, вручая его мне. — Ты проводник, малышка. Веди же меня.

Пещера была маленькая и неглубокая; чтобы не удариться головой о потолок, пришлось пригнуться.

— Дядя Пьер говорит, первобытные люди были намного меньше нас ростом, — объяснила я дяде Габриелю, и мой голос странно гулко отбился от стен пещеры. — Они могли спокойно стоять здесь во весь рост.

— Откуда дядя Пьер знает об этом? — спросил дядя Габриель. — Разве он когда-нибудь видел этих людей?

— Нет, конечно, вот чепуха! — засмеялась я. — Они жили здесь тысячи лет назад. Тысячи и тысячи лет назад. Но дядя Пьер много чего знает. Смотрите, дядя Габриель. — Я показала на почерневшую боковую стену рядом со входом. — Вот здесь они разжигали костер. — Я подняла фонарик повыше. — А тут, на другой стене, видите? Это их рисунки. Разглядеть довольно трудно, но дядя Пьер считает, что это медведь, — сказала я, обводя поблекшие очертания. — Дядя Пьер говорит, что тут жили и пещерные медведи, давно-предавно.

— Откуда он знает? — сказал дядя Габриель, и я почувствовала, что его это как-то раздражает.

— Дядя Пьер нашел эти пещеры, когда сам был ребенком, — сказала я. — Мы можем посидеть здесь, на этих плоских камнях. Пещерные