Азимут бегства - Стивен Котлер

Сколько времени они вообще здесь находятся? Пальцы сводит от постоянного перелистывания страниц. Глаза болят от плохого освещения. Анхель заканчивает просмотр одной полки через час. Каждый звук заставляет их останавливаться и прислушиваться. Пыль проникает в легкие, темнота физически давит на плечи. Габриаль с трудом сохраняет вертикальное положение, все тело онемело, по коже уже целый час бегут мурашки, всем своим существом он ощущает холод ветра, он чувствует себя так, словно в его коже просверлили массу отверстий, и ветер играет на нем, как на флейте. Он уже просмотрел несколько сотен картинок с изображением людей, с которых заживо сдирают кожу, их покровы болтаются на всех ветрах мира — в консервирующем холоде Арктики, в оглашаемых волчьим воем степях Киргизии, вот скачут монгольские всадники, а к хвостам их лошадей привязана содранная с живых людей кожа. Эти последние сами творят ветер. И каждая из этих кож может подойти ему размером.

Анхель замечает это первым, но это неудивительно, все начинается у его ног. Появляется какое-то свечение, сквозь туман пробивается свет. Краем глаза он видит какое-то движение. Они кружат в воздухе и садятся у ног. Но на самом деле никаких птиц нет.

Амо, стоящий на пятьдесят футов ниже Анхеля на противоположной стороне спирали, чувствует какое-то движение. Мокрая рука скользит вдоль его спины. Он не может видеть ни Габриаля, ни Койота, где-то в животе появляется ужас, лишающий его способности двигаться, парализующий волю и мышцы страх. Он снова начинает потеть, чувствуя жуткий холод и дрожь в ставших ватными коленях. Ближе к полу чувствуется запах и даже вкус мокрой кожи. Желчь поднимается до горла, горечь заполняет рот, мешает дышать. Он пытается устоять, но не может. За что-то цепляется его рубашка. Он почти рвет ее, пытаясь освободиться, подползает наконец к краю, достает из сумки веревку, привязывает ее к тонкой металлической трубе, приваренной к стене — своего рода перила, которыми давно никто не пользовался, — и бросает веревку вниз. Она падает с громким свистом.

Койот дрожит всем телом. Сейчас он пролистывает тонкий том, переплетенный в кожу. Это собрание фотографий тех людей, которые когда-либо пытались его убить. Книга довольно стара, дат в ней нет, фотографии выглядят как дагерротипы. Нет, это просто невозможно, немыслимо, невероятно. Два человека из Наталя на Атлантическом побережье Бразилии. Один с зеленой бородой, так как все время жевал водоросли, буян из Парамарибо, сам Красный Дьявол с охапкой георгинов — именно таким видел его Койот в тот раз в Боливии. Мужчины, которых Койот не видел никогда в жизни, но которые хотели добраться до него, но все закончили тем, что попадали лицом вниз в дождевую грязь.

Он не помнит, чтобы когда-нибудь испытывал такой страх.

Амо слышит какое-то тихое пение, звон цикад — тихо-тихо, откуда-то очень издалека. Надо прислушаться к тысяче вещей. Он продолжает лихорадочно, немного суетливо перелистывать книги. В них накапливается что-то невидимое.

Анхель замер в абсолютной темноте. Он чувствует, что у его ног происходит какое-то сборище. Какие-то предметы окружают его со всех сторон, наваливаются на него, но он продолжает стоять как статуя и старается не дышать. Раньше он увидел, как из одной книги вылетела страница и плавно заскользила по полу.

Каббалисты говорят о тайном Боге, о другой ипостаси, о другой стороне религиозного Бога. Они говорят «в глубинах Его небытия». Да, именно так, они пишут «Его» с заглавной буквы.

Это часть Бога, которая пребывает за гранью неизвестного, за гранью нашей способности воспринимать, воображать, это не голос Творения, это голос, который говорит: «Подумаешь, большое дело, зато вы увидите, что я в действительности могу сделать».

Койот отбрасывает книгу в сторону, идет к лестнице. Воздух давит ему на плечи всей своей невыносимой тяжестью. Он старается держаться и сохранять спокойствие. «Как дела?» — тихо окликает он остальных.

Он легко, через две ступеньки, преодолевает подъем, подходит к Анхелю.

— Примерно как ты и ожидал, — говорит Анхель.

Койот смотрит на него. Мальчик стоит твердо, голова его немного наклонена, по лицу блуждает едва заметная улыбка. Сейчас Койот точно знает, что увидела Пена в тот давний день в Санта-Фе.

У ног Анхеля вырастает свиток. Он увеличивается плотными вспышками, видными только из одного места, под одним, определенным углом, но Анхель уже чувствует вес свитка. Сейчас он нагнется и поднимет его, примет то, что грядет, ответственность пала на него — но откуда она пала?

Койоту кажется, что ступени уходят у него из-под ног. Это чувство длится вечность. Звук металла изменился, тон стал заметно выше. Внизу что-то кричит Амо, но слова уходят куда-то в сторону. Койот подходит ближе. Черт, когда все это кончится, он вернется в Грецию, будет пить восхитительную греческую текилу на белом пляже, будет играть в нарды с оливковыми женщинами, и пусть кто-нибудь попробует ему помешать. Он хочет теплого будущего, соленого моря. Он хочет увидеть Акрополь. Нет, не трогай этой мечты, даже не пытайся думать об этом.

Вот наконец он стоит рядом с Анхелем. Кажется, что над их головами ничего нет, кроме темноты и какого-то подобия потолка. Но нет, они глубоко внизу, в кишках чудовищного зверя, а над их головами высится громадина всей Католической Церкви.

Трудно бывает восстановить порядок. Всегда происходит нечто, опрокидывающее привычный ход вещей. Анхель наклоняется, чтобы поднять книгу. Он чувствует, как листы мягкого пергамента прогибаются под кончиками его пальцев. Эта книга — часть его самого, та часть, которая, существуя где-то отдельно от Анхеля, не может поверить, что он наконец держит ее в руках, но сам он вдруг остро чувствует, что всегда был с ней, как с незаметной частью тела, которая никогда не покидала его. Ему слышится смех Пены — он не слышал его с Баии, с Санта-Фе, и смех постепенно затихает в темноте вечной ночи. Над головой чувствуется какое-то движение. Наверное, открывается дверь или появляется чей-то силуэт. Духовное лицо, стражник, старая ведьма с корзиной, полной монет.

Он видит выход. Он пытается слегка подтолкнуть Койота, показать ему эту открытую дверь. Она находится не более чем в сотне футов от них и выходит на каменную лестницу, но Койот уже видит ее, и локоть Анхеля толкает воздух.

Что это — простая паника или действительно пора бежать? Нашлась ли книга, ради которой они пришли сюда? Амо слышит гром, шум дождя и ветра и хватается за веревку. Он так и не снял перчаток, белых хлопчатобумажных перчаток, специально сшитых для собирателей редких книг, ткань снимает с пергамента жирный налет. Но перчатки непрочны, они рвутся на пятидесятом футе спуска, и кожа горит от трения. Перчатки выброшены. От боли все окружающее представляется страшнее, чем на самом деле. До слуха Амо доносится крик. Кажется, за ним следует Габриаль, за Габриалем — Койот. Что с Анхелем? Что он может сделать? Не все имеет смысл. Это бегство. Он спотыкается о книги, разбросанные по холодным камням пола, книги скользят, с шумом падают. Он пробегает мимо стола, жутких пустых глазниц, золотистой указки, зажатой в костлявых пальцах, и горящего над горой воска пламени свечи. Кто-то настигает его сзади. Сколько отсюда выходов, куда бежать? Он находит отверстие, из которого они выползли сюда, прикидывает угол и ныряет в узкий лаз.