Доверие - Пенелопа Дуглас

Подхватив зеленый карандаш, занимаюсь последним участком, вожу грифелем по кругу, повторяя за парнем. Он следом смешивает свой голубой с моим цветом морской волны. Наши руки соприкасаются, пока мы растушевываем границы цветов пальцами.

Калеб много рисует? Поворачиваю голову, желая взглянуть на него, но вовремя спохватываюсь.

Я заканчиваю с ножками, добавляю к ящикам изысканные ручки. Увидев, как он расправляет один из моих рисунков, на миг запинаюсь. Калеб кладет лист с черно-бирюзовым дизайном на стол, разглаживает его и отдает мне.

Сглотнув, бормочу:

– Он мне понравился.

Только цвета выглядят… не знаю… Словно из «Битлджуса»[24]? Я посчитала их слишком ребяческими.

Глядя на свой дилетантский эскиз, беру карандаш, линейку и черчу больше полос на ящиках.

– В детстве я очень часто рисовала. Свой дом с деревьями и радугой. Однажды повесила рисунок на холодильник, чтобы родители увидели. Старательно украсила его и выбрала место повыше в надежде, что они заметят, вернувшись домой.

Рука Калеба до сих пор лежит на столешнице рядом со мной. Выбрав черный карандаш, я начинаю закрашивать полоски.

– Меня так радовало, какой сказочной получилась картинка, – продолжаю. – Такая красочная. Мне буквально хотелось запрыгнуть в нее, как в сцене с рисунками мелом из «Мэри Поппинс»[25]. – Тихо смеюсь. – Такая милая и волшебная.

Я меняю карандаш на бирюзовый. В горло будто иглы вонзаются, и формируется ком. Стискиваю челюсти.

– Несколько часов спустя я нашла рисунок в мусорной корзине, – мне удается лишь прошептать. – Он не сочетался с декором.

Из груди рвутся рыдания. Совсем забыла об этом. Однако сейчас, годы спустя, их поступок ранит сильнее, чем тогда. Разве они не могли сохранить его хотя бы на день? Неужели нельзя было сказать хоть одно доброе слово?

Хочется зареветь, послать все к чертям, только Калеб успевает подхватить меня. Внезапно я его чувствую. Нагнувшись, он прижимается губами к моим волосам.

Я закрываю глаза, перестаю дышать. Нас окружает тишина. Он держит меня. Держит, едва касаясь.

Руки покрываются мурашками. Калеб делает вдох, словно вбирая мой запах, обхватывает ладонью мою щеку, проводит носом вниз по виску, отчего я замираю. Его горячее дыхание овевает лицо.

Похоже, он балансирует на грани.

Обвив мое тело второй рукой, парень прижимает меня к себе. Мне становится тепло, будто под одеялом.

Он не целует, больше нигде не трогает. Просто согревает.

Мы оба над собой не властны. Несмотря на то, что нервные окончания под кожей буквально искрят, а кровь разносится по венам с бешеной скоростью, я не сжимаю кулаки, мои мышцы больше не напрягаются. Я чувствую себя в безопасности.

Когда Калеб обнимает меня еще крепче, с трудом сдерживаю слезы.

Калеб.

Он просто держит меня. Или держится за меня. В любом случае, мне не хочется, чтобы это заканчивалось.

Но я знаю, что ему на самом деле нужно. Этому не бывать. Калеб не может так поступить, а я не могу допустить, чтобы между нами что-то началось.

Отвернувшись, выскальзываю из его объятий. Мне едва тошно не становится, потому что я не хочу разрывать с ним контакт, только…

– Полагаю, даже шлюха сойдет, – бормочу. – Если оказаться в безвыходном положении.

Я отстраняюсь и поднимаю карандаш. Ощущаю парня у себя за спиной. Он стоит, оцепенев. Быстро утерев слезы, продолжаю рисовать и жду от него очередной вспышки ярости. Жду, что он плюнет в меня или потащит куда-нибудь, как обычно, ведь Калеб всегда закатывает истерику, не получив желаемого…

Но он уходит. Отталкивается от стола, разворачивается и уходит.

И я не вижу его до кона дня.

Подогнув пальцы в своих сухих носках и теплых ботинках, запрокидываю голову назад и кружусь, изображая из себя балерину. Холод начинает пронизывать меня сквозь слои одежды. Снежинки приземляются на нос, повисают на ресницах. Джейк наблюдает за мной, бросая собакам теннисные мячики у амбара, и качает головой, вероятно.

Что? Я выросла в Южной Калифорнии, поэтому нечасто сталкивалась с осадками. Они поднимают мне настроение, только и всего.

Остановившись, наконец-то встречаюсь с ним взглядом. Мир кружится вокруг. Мужчина безуспешно пытается сдержать улыбку.

Плевать, если я выгляжу как идиотка. Три месяца назад я была несчастна, теперь же все изменилось. Подбегаю к Джейку. Снег скрипит у меня под ногами. Ной и Калеб загружают его снегоход и снова возвращаются в мастерскую.

Глядя Калебу вслед, спрашиваю:

– Он поедет с тобой?

– Нет.

– Разве Калеб обычно не сопровождает тебя?

Я рассчитывала, что он вместе с отцом на четыре дня переберется в их другой коттедж. Калеб был там, когда я впервые приехала в город. С тех пор я выяснила, что они с Джейком любят проводить время в том домике, когда не поджимают сроки сдачи заказов. Парни пользуются им во время длительных охотничьих вылазок, или чтобы быть поближе к местам с хорошей рыбалкой.

В коттедже, где нет электричества, WiFi и канализации, мы все точно не поместимся, поэтому меня туда не возьмут, но я слышала, что там красиво. Особенно летом.

Возможно, я к тому времени уже уеду и не увижу этого.

Джейк лишь пожимает плечами на мой вопрос. Судя по всему, он сам не знает, зачем Калеб остается. С Ноем я справлюсь в одиночку. Он поумерил пыл после того эпизода под мотоциклом в мастерской, произошедшего пару недель назад.

Да и Калеб взглянул на меня от силы один раз за все это время.

Я вожделенно смотрю на щетину, которую отращивает Джейк, будто с ней зимой теплее. Думаю, пока его не будет, я смогу выполнить школьные задания впрок.

– Идея оказалась удачной, – говорит он.

Проследив за его взглядом, захожу вместе с ним в амбар и останавливаюсь возле курятника.

Ной помог мне разрезать шины от монстр-трака[26] пополам, а затем установить три половины друг на друга. Изнутри они заполнены сеном – такой своеобразный насест.

Широко улыбнувшись, сообщаю:

– Вторичное использование материалов, к тому же они должны хорошо блокировать ветер.

Еще один из моих проектов, сделанных собственными руками. Куры, похоже, вполне довольны своим зимним жилищем.