Дети богини Кали - Анастасия Баталова

— Не твоё дело. Садись в своё ведро и езжай, нашлась тут героиня, мля, благородная заступница за дешёвых давалей.

— Вали-вали, — подтвердила вторая девица грозно.

И тогда Онки с видимым удовольствием, размахнувшись красиво, без суеты, четко впечатала первой по зубам, а другую, не слишком быстро сориентировавшуюся, грамотным выпадом сбила с ног, когда она, мощная, туповатая, как локомотив, тяжело и грубо бросилась вперёд, густо дыша парами алкоголя.

— Пошли, — сказала быстро, приподнимая за руку мальчонку, невесомого почти, расслабленного, как куклу.

Он едва поспевал за нею, слабый и нежный, оглядывался.

Девица с разбитым ртом, зажимая его рукой и громко мыча, пыталась их догонять, вторая полулежала на асфальте и грязно бранилась, неопределённо потрясая в воздухе кулаком.

— … Ах, ты! Мать твоя ханыга! … Будешь у меня землю грызть! Отца твоего бесчестье!

Онки остановилась, обернулась, готовая отразить новую атаку, если таковая последует, и невозмутимо отозвалась:

— Да ни отца у меня нет, ни матери. Никогда не было, и не надо. Нет худа без добра. Хоть в бесчестии всякая пьяная шваль их не обвинит.

Побитый мальчик испуганно потянул свою спасительницу за рукав, видя, что воинствующая нетрезвая особа неуклюже собирается подняться на ноги.

Онки, откровенно игнорируя несущиеся ей в спину матерные вопли, местами нечленораздельные, аккуратно открыла автомобильную дверцу и усадила юношу на заднее сидение. Он сложился легко, податливо.

Прежде чем обойти машину и сесть за руль, она скользнула по нему взглядом — сидел притихший, взъерошенный, трогательно пытался закутаться в клочья своей некогда нарядной «рабочей» рубашки, дрожал меленько — он ведь не мог знать наверняка, а вдруг случайная заступница обойдётся с ним не лучше?

Онки молча протянула парнишке свою видавшую виды потертую кожаную куртку.

Он покорно принял её, но глядел исподлобья, всё ещё с опаской.

— Эх ты…дурень…

И жалко стало этого по-детски ещё хлипкого, очевидно, совсем недавно оступившегося пацаненка до желания приласкать, защитить, согреть. Поломанный, втоптанный в грязь, но всё-таки красивый цветок… Онки просто хотела куда-нибудь втиснуть кулак. Она не планировала никаких подвигов. Героиня поневоле, мля…

Онки быстро и отчего-то брезгливо подумала о том, как выглядит она сейчас в глазах этого униженного и напуганного существа, подумала и о той незатейливой благодарности за спасение, какую это существо могло ей предложить, и о себе самой, со слюнявой радостью принимающей такую благодарность в каком-нибудь до крайности паршивом, по её-то карману, придорожном мотеле…

— Я тебя отвезу, — сухо пообещала она, отворачиваясь, — ты где живёшь?

Мальчик сзади сидел так тихо, словно его и вовсе там не было.

Автомобиль скользил по асфальту, позолоченному светом оранжевых фонарей. Онки угрюмо смотрела на дорогу.

Ей вспомнилась недавняя поездка в один из городских борделей, на который неугомонным девочкам из «цветка дружбы» удалось собрать компромат: владельцы данного заведения выплачивали налоги государству далеко не в полном объёме и, по заявлениям некоторых ответственных очевидцев, содержали несовершеннолетних сотрудников, проходящих по поддельным документам.

Проституция в Новой Атлантиде была полностью легализована, но облагалась несколько большим количеством налогов, чем другие виды бизнеса; трудиться же на благо данной отрасли народного хозяйства юношам разрешалось по добровольному волеизъявлению, но не ранее достижения ими восемнадцатилетнего возраста.

Разумеется, регулярно выявлялись какие-нибудь нарушения. Дело известное: купец жаден — больше налог, меньше прибыль… Да и набольшей популярностью у клиенток всегда пользовались именно юноши нежного возраста… Потому, несмотря на систему внушительны штрафов, введенных государством, почти во всех борделях велась двойная бухгалтерия: официальные оклады сотрудникам были мизерными, и львиная доля денег выдавалась им на руки под видом «процента с продаж», и, понятно, эти деньги никак не фигурировали в документах финансовой отчетности, — вдобавок к этому в большинстве домов терпимости существовали тайные прейскуранты, «только для избранных», по которым за хорошие деньги некоторые имели право практически на всё.

У борделя «Белое пламя» была сравнительно неплохая репутация. Регулярные обязательные полицейские проверки не выявляли никаких нарушений.

«ЦветокДружбы», однако, не полиция. Им не «галочка» в документе нужна. Знают девчонки, как обычно полиция проверяет подобные заведения: пройдет по комнатам лейтенанточка, ковыряя в носу, по попкам мальчиков похлопает; содержательница вынесет ей лучшего виски из личных запасов, посюсюкает с нею — и готово дело! — достанут бумагу и, разомлевшая в кресле от искусного массажа и льстивых речей, полисменочка всё подпишет и печатью жирно приложит. Сюжет на все времена.

Организация «ЦветокДружбы» с истовым упорством двадцатилетних идеалисток боролась с необоримыми монстрами человеческой лености, подлости и корыстолюбия.

Когда приехали, представились, естественно, новыми клиентками.

Полуодетый юноша в белоснежной просторной тоге и с лампадой в руках, проводил Онки и девушек в комнату ожиданий.

Атмосфера умиротворяющая: афродизиаки в курильницах, развешенных по стенам, приглушенный свет, мягкие подушки на большом ковре, бесплатное вино в высоком кувшине с кранчиком в боку, стоящем прямо на полу. Паршивое, правда, вино, но бесплатное. И безлимитное, если кому-то из гостий угодно. Хотя такого много не выпьешь.

Юноша провожатый шёпотом спросил каждую из девушек о предпочтениях: желают они блондинов, или темнокожих, или мулатов, уточнил, не принести ли на закуску фруктов.

Получив инструкции (которые заранее выдумали в офисе, давясь стыдливыми смешками) юноша в тоге удалился их исполнять.

Смелые девочки принялись за работу. Для начала Онки внимательно осмотрела помещение в поиске камер наблюдения. Затем в одну из пузатых подушек для сидения была зашита миниатюрная прослушка. Паршивое вино было нацежено в маленькую бутылочку для отправки в службу контроля качества.

Внезапно у входа в комнату ожиданий послышался шорох — точно кто-то пробежал мимо на цыпочках. Амина, отвечавшая за прослушку, застыла с иглой в руке. «Криста, дочь господня, спаси и помилуй, только бы не засекли!»

Она перекусила нитку и сунула иглу в карман.

Лиз, третья девушка в команде, осторожно высунувшись за дверь, стала свидетельницей престранной сцены: мужчины, разряженные в меха и перья, осыпанные сверкающей бижутерией, очевидно, сотрудники данного заведения, собравшись кружком и покорно кивая, выслушивали возмущенный шепот хрупкого мальчонки не старше пятнадцати, одетого в обыкновенную рубашку и джинсы.

Схватив подвернувшийся под руку стаканчик с приторным тёмно-вишнёвым пойлом из кувшинчика и притворившись сильно пьяной, Лиз выступила им навстречу. Онки, подкравшись к двери, включила диктофон. Так, на всякий случай.