Короли Альбиона - Джулиан Рэтбоун

— Нет нужды поступать со мной так грубо. У вас есть плаха и топор.

Солдаты оторвали ворот от его красного бархатного камзола, и в тот момент, когда Оуэн клал голову на плаху, он произнес:

— Эта голова покоилась на коленях двух королев.

Когда палачи ушли, я подняла его голову и положила ее на верхнюю ступень у подножия рыночного креста. Три жительницы этого города помогали мне; мы принесли из церкви сотню свечей, расставили их на ступенях вокруг головы Оуэна. Я вытерла кровь с его лица, поцеловала холодные губы. Воздух искрился от мороза, свечи горели всю ночь. Я сидела на нижней ступеньке. На рассвете, когда на небе проступила красная полоса, я почувствовала, что у меня за спиной кто-то стоит. Свечи догорали, пламя трепетало от порывов утреннего ветерка, запах пчелиного воска смешивался с запахами готовящейся в окрестных домах пищи.

Я обернулась. Надо мной нависала высокая фигура в доспехах из вороненой стали с золотой насечкой. Позади двое оруженосцев несли два щита на одном были изображены серебряные цветы на голубом фоне и золотые львы на поле цвета крови, на втором щите было три золотых солнца. Этот герб был намалеван совсем недавно, он ярко сверкал, отражая лучи настоящего солнца. Я уже знала подробности о битве у Мортимер-Кросса[44], я слышала, как тройное солнце взошло над головой человека, собиравшегося стать королем, и оба войска приняли это как знамение: Бог на его стороне.

Он поднимает забрало. Это Эдди, Эдди Марч. Эдуард Плантагенет, герцог Йорк, король Ингерлонда. Позади бьет копытами, высекая искры из камней мостовой, и ржет, точно боевая труба, огромный черный жеребец, спасенный некогда мной от побоев.

Ума тяжело вздохнула и отерла слезу платком из муслина.

— Пойду прогуляюсь немного. Дождя уже нет. Пусть Али расскажет тебе, что было тем временем с ним.

На следующий день после битвы при Вейкфилде мы обнаружили, что все заняты своими делами, а мы никому не нужны. Князь Харихара по-прежнему хотел добраться до Манчестерского леса, до которого оставалось всего пятьдесят миль в юго-западном направлении, однако с гибелью армии Йорка мы лишились защиты, а без вооруженной охраны ни один благоразумный путешественник не отважился бы проникнуть в те места, где господствовали разбойники. Королева тем временем вернулась на северо-восток, чтобы позаимствовать у шотландской королевы дополнительные войска, и, похоже, не собиралась в ближайшее время двигаться на юг или на север. Князь Харихара полагал, что так близко к своей цели мы уже никогда не окажемся, и приказал мне найти проводника, который помог бы нам преодолеть последний отрезок пути.

Брат Питер обнаружил возле собора маленький францисканский монастырь. Аббат указал нам дом сапожника, связанного с братьями Свободного Духа еще более прочными узами, нежели сами францисканцы. Этот достойный человек отложил в сторону дратву и иголки, кожу, молоток и другие орудия своего ремесла и охотно согласился проводить нас. Он сказал, что ему это весьма кстати, потому что в эту пору года, когда дни коротки и на свечи уходит много денег, он работает себе в убыток. Конечно, золотые монеты, предложенные ему князем, тоже сыграли свою роль. Мы весьма приободрились и поверили в успех своего предприятия, когда сапожник, присмотревшись к нашим смуглым лицам, припомнил, что несколько лет назад он слыхал о таком же темнокожем брате, обитавшем вместе с другими в Манчестерском лесу и вызывавшем немалое любопытство у окрестных жителей.

— Когда же это было?

— Три или четыре года назад, а то и больше. Сапожника звали Эдвин. Он был весел и бодр, но жил в одиночестве, отличался умеренностью и трезвостью, прилежанием и бережливостью. Его отец, каменщик-подмастерье, участвовавший в реконструкции собора (ремонт и посейчас, спустя более двадцати лет, так и не был завершен), погиб почти сразу после свадьбы, свалившись с большой высоты, оттого что подломились деревянные леса. Дядька Эдвина по матери, сапожник, взял племянника к себе в ученики. Эдвин не женился, был очень привязан к своей вдовой матери, и притом еще самоучкой освоил искусство чтения и штудировал Евангелие в переводе Уиклифа — этот перевод подпольно копировали и распространяли вейкфилдские ткачи, чинившие у Эдвина обувь.

Я вновь — не в первый, и не в последний раз — ощутил какую-то близость к этому постороннему, в сущности, человеку, какую-то связь с ним и поделился этим чувством с братом Питером.

— Я называю таких людей Джонсонами, — откликнулся он.

— Что это значит?

— Это очень распространенное имя, оно никак не выделяет своего владельца, но мне слышится в нем жизненная стойкость, независимость и приятная заурядность. Не все Джонсоны братья или сестры Свободного Духа, но многие из них склоняются к этому учению. Они не уважают ни светские, ни духовные власти, но держат свои убеждения в тайне и просто живут своей жизнью.

Питер задумался ненадолго и продолжал:

— Джонсон не лезет в чужие дела, но, если тебе понадобится помощь, он непременно откликнется. Он не будет безучастно смотреть, как тонет какой-нибудь бедняга или задыхается под рухнувшим на него деревом или куском стены. Джонсоны знают, что добро находится в постоянной борьбе со злом и исход этой борьбы неясен, но они знают также, что борьба не будет тянутся вечно, ведь рано или поздно одна сторона возьмет верх весь вопрос в том, на чьей ты стороне.

Последняя часть нашего путешествия оказалась довольно трудной. Нам пришлось перейти через невысокую гряду гор — Пеннины. Год только начался, стояла влажная и морозная погода, дни были еще короткими, а ночи невыносимо длинными. Промокшие, озябшие, мы спустились наконец по западному склону гор и попали под очередной ливень. С трудом мы добрались до маленького города Манчестера. Я ничего не могу рассказать об этом месте; знаю только, что именно там я ощутил первый приступ той болезни, что скрючивает и выворачивает мои суставы. Я трясся в уголке таверны, где мы остановились на ночь, а Питер и Эдвин спорили о том, где лучше играют в футбол — к востоку или к западу от Пеннин. Эта беседа казалась мне на редкость бессодержательной для двух умных людей, из которых один к тому же получил блестящее образование, но я чересчур плохо себя чувствовал и все равно не принимал участия в разговоре.

Нам оставался один дневной переход до Манчестерского леса, князь Харихара не находил себе места от волнения, он то бродил по гостиной, лихорадочно блестя глазами, то пристраивался в уголке, томясь и тревожась в ожидании. Аниш, убедившись, что все мы получили вволю еды и питья и сухие постели нам обеспечены, подсел ко мне.

— Завтра, — сказал он, — мы достигнем своей цели. Наша миссия пришла к завершению. Что бы ни было, мы сможем наконец повернуть на юг и вернуться домой. Сколько времени займет возвращение, Али? Прошу тебя, скажи, что это будет не так долго, как поездка сюда.