Когда оживают Тени - Сергей Джевага

И верно — коварный выпад не пропал впустую. Едва Олсандер поднялся, стала видна дыра на куртке, неглубокая рана между ребрами, обильно сочащаяся кровью. Но ни один мускул не дрогнул на лице офицера, выражение глаз не изменилось. Будто надел маску бесстрастности, действовал как машина.

— Я ведь… говорил… — с кривой ухмылкой сказал Фергюс. И показал врагу лезвие в крови. — Это… начало.

Сын гранда пытался выиграть время, перевести дух. Также старался вовлечь противника в перепалку, раскачать эмоционально, дабы тот совершил ошибку. Но не получалось. Офицер и бровью не повел, продолжая стоически терпеть боль, медленно и осторожно перемещался по кругу. И, что меня тревожило, абсолютно не вспотел в отличие от Фергюса. По лбу друга катились крупные капли, стекало в глаза, лилось с кончика носа, рубашка липла к торсу. А старший МакКейн даже дыхания не сбил.

Такое ощущение, что Олсандер проверял, на что способен враг. И если не играл, как кошка с мышью, но действовал максимально расчетливо. Лишь оборонялся, отступал и шевелил губами. Будто считал про себя.

А потом нечто в его глазах поменялось. Я хотел крикнуть, хоть это и против правил, предупредить. Но безнадежно опоздал.

— Ошибаешься, — холодно сказал офицер. — Твоя фора закончилась, МакГрат.

И в следующую секунду прыгнул уже он, превратившись в размытый силуэт, тень, сотканную из красного света и тьмы, неудержимо налетел. В сумраке молельного зала вспыхнули проблески клинков, зашипело, зазвенело. И двигался Олсандер гораздо быстрее Фергюса, двигался как нож в механической мясорубке. Я запомнил как минимум три выпада без скрежета металла, внутренне сжался.

Атака заняла считанные секунды. И вновь едва подсвеченные фонарями фигуры разошлись по местам. МакГрат согнулся, прижимая левую ладонь к лицу, а правую с клинком то к животу, то к бедру. Сквозь пальцы обоих рук обильно лилась почти черная кровь, капала на пол, расплывалась чернильным пятном по рубахе и лице.

— Да что ж такое, — почти беззвучно выдохнул Фергюс. — Я ведь почти победил ублюдка. Я ведь готовился…

И тот тоже. Но в то время пока ты перемежал тренировки с пьянками, твой враг день изо дня оттачивал умения в сражениях и боях, в условиях строжайшей дисциплины. И не пытался забыться, а помнил каждый день, каждую минуту. Помнил и убивал тебя в воображении много раз, готовил тело и дух.

Мысли пробежали вереницей юрких мышей. Я сжал кулаки и беззвучно приказал: «Падай! Падай же!» Но поэт стоял, раскачиваясь и цедя ругательства. А потом с усилием воли выпрямился и принял боевую стойку, будто приглашая к атаке.

Выглядел ужасно. Кожа серая как у покойника, на лбу блестели крупный капли пота, волосы растрепаны. Губы кривились в злобной болезненной усмешке, в правом глазу сверкала ярость, а левый… вместо левого сплошной кровавый сгусток. Длинная рана рассекла чуть наискосок лоб, глаз и скулу, сквозь влажные края виднелись мышцы и кость, остатки вытекающего белка. Кровь текла по щекам, капала на грудь, сочилась из раны на бедре и на левом боку.

Но Фергюс не падал. Улыбался, скрипел зубами от боли так, что те чуть не крошились, покачивался, находясь в предобморочном состоянии от болевого шока. Но упрямо стоял.

Олсандер смотрел лишь мгновение. А затем шагнул вперед, небрежно отбил слабый выпад и вонзил кортик под ребра примерно до середины клинка. Подождал, глядя на врага, слушая хриплое затрудненное дыхание, чувствуя, как слабеет огонек жизни. Резко выдернул лезвие и отступил, позволяя сыну гранда рухнуть кулем на пол. Опустился на одно колено рядом с поверженным и сказал:

— Ты виноват в том, что произошло с Эилис, МакГрат. Ты! Потому что таскал по своим притонам, знакомил с простолюдинами. Потому что сделал из нее грязную шлюху, осквернил. Я не знаю, кто это сделал. Но виноват ты! За то и заплатишь.

Впервые лицо МакКейна исказилось в гримасе ненависти, глаза полыхнули черным безумием. Схватил Фергюса за волосы, дернул назад так, чтобы обнажилось горло и начал заносить кортик для последнего решающего удара.

Тело среагировало моментально. Я метнулся вперед и ударил ногой по ладони. Клинок тускло блеснул и рыбкой отлетел прочь, звякнул о камни. Со спины на брата навалился Симас, придавил, и сказал брыкающемуся, царапающему ногтями пол и рычащему от бешенства Олсандеру:

— Правила… Он не может встать. Добивать запрещено.

— Плевать! Я слишком долго ждал! Отпусти! Я выколю ему второй глаз! Чтобы почувствовал на своей шкуре то, что испытала сестра!..

— Ты слышал, что сказал? МакГрат оставил записку, к тому же есть свидетель, лорд Старшего Дома. Ты никак не скроешь позор, и сие пятном ляжет на репутацию рода. Ты этого хочешь?.. За нами в любом случае придут гварды. Но если сглупишь, нас не отправят в ссылку, а утопят. Тогда начнется война. И мы проиграем, потому что остальные Дома поддержат МакГрат. Вспомни, чему учил тебя отец.

В ответ Олсандер лишь бессвязно зарычал, не прекращая биться в захвате. Слишком долго сдерживал ярость, отгораживался от эмоций. Но я уже не смотрел на него, кинулся к другу. Торопливо проверил пульс, потом осмотрел раны и скрипнул зубами.

Плохо! Нет, отвратительно! Хуже левый глаз, попросту вытек и теперь ни один целитель-гнозис не сможет вернуть утерянное. Но кроме того опасение внушала последняя рана — клинок явно пробил легкое, и теперь стремительно наполнялось кровью. Дышать тут и так почти нечем, а с такими повреждениями поэт долго не протянет. Вместе с сиплым дыханием вылетали алые брызги, зубы и губы окрасились красным, в груди клокотало. И общая кровопотеря…

Я не проявлял талантов к лекарскому делу. Умел на базовом уровне кое-что, знал несколько полезных Печатей, но не слишком интересовался тонкостями и деталями. За что не выслушивал ругань Старика, что со снятыми оковами… нет, не мог сложить порубанного по кускам человека и заставить того выжить. Но умел лечить самые серьезные болезни и раны, на досуге занимался и микробиологией, и хирургией. И кроме того, что анонимно переписывался с учеными, порой практиковал, принимал больных.

Сейчас я жалел, что отмахивался от знаний по медицине, больше уделяя внимание истории и теории Изнанки, физике Той стороны. Ведь всегда полагал, что лучше не подставляться. А если не повезло, достаточно иметь в запасе экспресс-набор с лекарствами, позволяющими подлатать себя на время. А там главное доползти домой, Дампир поможет не протянуть ноги.

Но кто бы мог подумать, что окажусь в подобной ситуации посреди условно мирного города, без каких-либо шприцов и повязок? И где нельзя к тому же снимать печати, чтобы не попасться Инквизиции, не выдать себя неизвестным соглядатаям?..

Выругавшись, я вырвал из ладони Фергюса кортик. Подхватил его же сюртук и в мгновение ока превратил в тряпки. Часть скатал и сделал тампоны разного размера, часть превратил в импровизированные бинты. Разрезал рубашку и штанину на бедре, перемотал раны как умел. Где возможно сделал давящие повязки, где-то легкие, надеясь, что такие хоть как-то воспрепятствуют кровотечению.