Западня - Китти Сьюэлл

— Почему ты мне не сказала? Я отправил тебе несколько писем. Ты ни разу не ответила.

Она молча положила инструменты и завернула камень в шкуру. Потом встала и некоторое время смотрела в окно. Миллиарды звезд пронизывали темный купол небосвода.

— Я чувствовала, что это неправильно. Ты не хотел, чтобы это произошло, — сказала она наконец и повернулась к нему. — Помнишь, ты пришел подготовленный? — Она покраснела и попыталась скрыть улыбку при воспоминании о его «подготовленности».

— И все же я хотел бы знать, — настаивал он. — Я бы помогал тебе, делал бы что-то, подготовил…

— Именно поэтому! — прервала она его, нахмурившись. — Я не хотела ничего «подготовленного». Когда я поняла, что беременна, вся моя жизнь изменилась. Я хотела этого ребенка. Была у меня и еще одна причина: я должна была наполнить смыслом последние годы моего отца. Он жил, чтобы увидеть, как внук пойдет, как он заговорит, и это наполнило его последние годы радостью. Это уже само по себе стоило того.

— Я имел в виду не это, — хмуро заметил Давид. — Я имел в виду, что помогал бы тебе в той форме, в которой бы ты захотела. Я бы тоже хотел видеть, как растет мой замечательный сын. — Он почувствовал, что снова появилось напряжение в груди, и несколько раз сглотнул. Невозможно было скрыть от нее эмоциональное потрясение от этой встречи. Но тут вдруг он задал себе вопрос: а смог ли бы он тогда все оставить и вернуться к женщине, которая носила его ребенка? Наверное, нет. Это было бы слишком рискованное путешествие в совершенно неизвестную область. Но теперь невозможно узнать, что бы он чувствовал в связи с этим. В конце концов, он любил ее. Он так сильно тосковал по ней!

Видя, как сильно он расстроен, женщина подошла и села рядом с ним. Легко коснулась его щеки:

— Прости, Давид. Я думала, что несправедливо взваливать на тебя такое. Я считала, что сама должна нести всю ответственность за это.

— Я уверен, ты могла воспользоваться моей помощью.

— Мой отец был старым, но он мне помогал. Поддерживал меня. Он и сейчас нам помогает, с небес. В ту ночь, когда ты позвонил, ко мне во сне приходил отец. Он сказал, что Чарли пошел во льды специально, чтобы встретиться с медведем. Его дух именно таким образом взывал к тебе. Он звал своего отца через океаны, и ты прошел весь этот путь, чтобы найти его. Только угроза его смерти была настолько сильна, что смогла дойти до тебя и привести сюда.

Давид был потрясен. Это было очень необычное объяснение. Может, Шейла была просто пешкой в этой большой игре? Он исподволь покачал головой.

Уйарасук неправильно истолковала его жест и с вызовом посмотрела на него:

— Мой отец живет в мире духов, и он разбирается в таких вещах. Он был настоящим ангаткуком! Уж ты-то, как никто другой, должен верить в это! Тебе самому помогли его знания.

— Почему ты не попыталась найти меня? — вскричал Давид. — Ты могла попытаться. Если ты верила этому сну, верила словам своего отца, то, значит, страдания Чарли были напрасны, и то, что он потерял ногу…

Он внезапно остановился, когда Уйарасук разрыдалась.

— Откуда я могла это знать? Я же не ангаткук, — всхлипывала она. — Я так долго ждала, когда Чарли спросит меня, кто его отец. Я боялась этого вопроса, того, что придется сказать, что ты очень, очень далеко, что у тебя совсем другая жизнь и что ты ничего о нем не знаешь. Но дело не в том, что он не хотел знать. Он такой чуткий… Он ждал, чтобы я сказала, давал мне возможность самой решить, говорить или нет. Боже, как я жалею о своем молчании! Сначала из-за Чарли… а теперь и из-за тебя. — Она вытерла нос платком, который Давид подал ей, достав из кармана. — Отец мог мне сказать об этом. Но он всегда говорил, что мы идем тем путем, который предназначен каждому из нас. Некоторые выбирают самый болезненный и трудный. Мой путь, должно быть, — путь абсолютной тупости.

Давид хотел разозлиться — у него вроде бы были на то все основания, — но что он понимает в этом ее безвыходном положении? Он неотрывно смотрел на потрескивающие поленья в очаге.

— Твой отец был настоящим ангаткуком, — произнес он наконец. — Он действительно поделился со мной своими знаниями. Хотя, думаю, я был слишком молод, чтобы понять это… или, может, просто не готов.

— Но ценишь ли ты эти знания? Ты веришь в них? — она спрашивала довольно сурово, невзирая на слезы.

— Верю, — ответил он. — Я хочу найти их в себе. И то, что я приехал сюда, мне помогает. Во всяком случае, это место напоминает, что выше моих сил, а что — по силам.

Ее лицо смягчилось, и она засмеялась:

— Мне тоже нужно это напомнить. Не ставь мне в вину мое молчание, Давид. Я уже заплатила за него ужасную цену.

— Хорошо, — согласился Давид и улыбнулся. — Но никогда больше не делай так.

Мужчина и мальчик стояли у окна. Было позднее утро одного из самых темных дней в году. Они молча смотрели, как свет дня медленно разрастается с запада. Невидимое за горизонтом солнце двигалось на юг. При температуре почти пятьдесят градусов ниже нуля все вокруг было тихим и совершенно неподвижным.

— Надеюсь, ты будешь здесь, когда солнце вернется на нашу землю, — сказал Чарли.

— А когда это будет? — спросил Давид.

— В конце января.

— Думаю, теперь тебе не удастся от меня отделаться.

Чарли собирался сказать еще что-то, но, заметив неуверенный взгляд Давида, смолчал. Хотя будущее казалось большим, бесконечным и полным надежд, слишком рано говорить об этом. Давид надеялся, что Чарли доверяет ему. Чарли понимающе кивнул и улыбнулся — его улыбка была очень похожа на улыбку Давида, и они стали снова смотреть на арктическое утро.

— Это случилось где-то там? — спросил Давид, глядя на пустынное бесцветное замерзшее море.

— Я бы хотел показать тебе это место, — ответил Чарли. Он не отводил взгляда от открывавшейся панорамы, но голос его немного дрогнул, выдавая страх. — Но только приблизительно. Мы с мамой поставили там одну из фигур, чтобы отметить место, но, когда лед лопался, она утонула в море. Я назвал ее «Ледяная западня». Это была одна из лучших работ, но довольно пугающая. Я запомнил ее, чтобы когда-нибудь вырезать самостоятельно.

— Я бы хотел увидеть ее, а еще лучше — иметь ее, — признался Давид.

Чарли повернулся и посмотрел на него. Темные глаза были печальны. Давид видел в них глубину и силу, нетипичную для мальчишки его возраста. Он был на грани смерти, и это сделало его старше, превратило в мужчину.

— Я скоро вырежу ее и подарю тебе, — сказал он, — за то, что ты меня нашел.

— Я буду ее беречь, — пообещал Давид и положил руку на плечо мальчика.

— Я приблизительно прикинул расстояние. И вообще, я хорошо запомнил место.

— Если ты хочешь показать его мне, — серьезно сказал Давид, — мы должны туда пойти.