Тайная дипломатия Кремля - Леонид Млечин

Уинстон Черчилль был как-то неустойчив в своем отношении и к России, и к Сталину. Он то уговаривал Рузвельта выработать единую стратегию против России, то отправлялся в Москву, чтобы договориться о разделе послевоенной Восточной Европы на сферы влияния. Когда Сталин поддержал его идею, Черчилль вернулся в Лондон окрыленный и заявил в палате общин в октябре 1944 года: «Наши отношения с Советской Россией никогда еще не были столь тесными, близкими и сердечными, как в настоящий момент».

Франклин Делано Рузвельт представлялся наиболее загадочным человеком. И по сей день американские исследователи еще не до конца в нем разобрались. Мелкие уловки и высокие принципы — все сочеталось в нем самым невероятным образом. Несмотря на его приветливые манеры, у него не было никаких явных привязанностей. Он всегда оставался политическим деятелем. Его никогда нельзя было поймать на слове. В России к Рузвельту относились заметно лучше, чем к Черчиллю, чье имя было связано с интервенцией стран Антанты после Октябрьской революции. Выступления Рузвельта широко печатались в советской прессе и комментировались самым благоприятным образом.

А Сталин?.. Англичанам и американцам надо было еще отвыкнуть видеть в нем союзника и единомышленника Гитлера, кем Сталин был для них на протяжении двух предвоенных лет. Когда Гитлер напал на Россию, только Черчилль немедленно, в тот же день, вечером 22 июня, выступил за союз с Россией. Другие британские политики — и лейбористы и консерваторы — не верили ни в искренность России, ни в ее мощь. Они еще не осознали того, что обрели союзника в войне с Гитлером.

Американцы готовы были помогать англичанам, но никак не коммунистической России. К тому же первоначально американцы не верили и в то, что Россия сможет противостоять немецкой армии. Двойственное отношение к советским руководителям сохранялось все военные годы.

«Лично мне Молотов был несимпатичен, — вспоминал генерал Уолтер Беделл Смит, начальник штаба войск союзников, впоследствии посол в Москве. — Он всегда корректен и вежлив, но бесцветен. В присутствии иностранцев он не чувствует себя свободно. Он пытается шутить. Но не получается. С иностранцами он агрессивен и упрям. На конференциях, словно нарочно, выводит партнеров из себя…

Молотов — архитектор сближения с нацистской Германией. В ноябре 1940 года он впервые поехал за границу — в Германию. Это был ответный визит после приезда Риббентропа. Молотов пытался сгладить нарастающие разногласия и выяснить намерения Германии. Взятый в плен Герман Геринг говорил мне, что Молотов требовал создания советских военных баз на Босфоре. Геринг сказал мне: «Когда я услышал требования Молотова, я чуть из кресла не выпал. Советский Союз продолжал снабжать Германию продовольствием, нефтью и стратегическим сырьем в соответствии с торговым соглашением. Немецкие самолеты, которые бомбили Лондон, заправлялись бензином, полученным из советской нефти. Первые немецкие корабли, которые вышли в Тихий океан северным путем, чтобы нарушить британские коммуникации, прорвались через лед с помощью советских ледоколов».

Сталин подозревал союзников в готовности заключить сепаратный мир с Гитлером. До самого конца войны он боялся, что немцы все-таки договорятся с американцами и англичанами, капитулируют на Западном фронте и перебросят все войска на Восточный фронт против Красной армии. Сталин не мог забыть о том, что накануне войны в Англию прилетел заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс. Второй человек в партийной иерархии хотел заключить мир с Англией. А англичане получили от Гесса копию письма Молотова немецкому послу Шуленбургу, написанное в ноябре 1940 года, в котором речь шла о разделе мира в ущерб Британской империи. Этот документ произвел тяжкое впечатление на англичан.

Партнеры именовали себя так: «страны, подписавшие декларацию Объединенных Наций». Великобритания и США называли себя демократическими странами, Советский Союз предпочитал термин «страны антигитлеровской коалиции».

Сталина интересовало одно: разгром Гитлера. Кроме того, он хотел, чтобы мир признал новые советские границы. В Тегеране Черчилль и Рузвельт согласились: Польша получит компенсацию за счет территории Германии. В конце войны за блестящим фасадом великого союза большой тройки подозрительность еще больше усилилась.

С одной стороны, советник Рузвельта Гарри Гопкинс говорил: «Мы, действительно, всем сердцем верили в то, что занимается заря нового дня, о наступлении которого все мы молились… Ни у президента Рузвельта, ни у кого-либо из нас не возникало ни малейшего сомнения в том, что мы сможем мирно жить и ладить с русскими».

С другой стороны, Восток боялся большой победы Запада, а Запад боялся слишком большой победы Востока. Советский режим и западные демократии были принципиально несовместимы.

Будущий президент Франции, а тогда лидер временного правительства только что освобожденной от нацистской оккупации страны, генерал Шарль де Голль, который приезжал в Москву в декабре 1944 года, был здорово напуган Сталиным. «После официальных переговоров — писал де Голль в своих мемуарах — Сталин стал произносить тосты за каждого из присутствовавших. Обращаясь к командующему авиацией, он говорил:

— Ты руководишь нашей авиацией. Если будешь плохо использовать самолеты, сам знаешь, что тебя ждет.

Обращаясь к командующему тылом Красной армии, Сталин сказал:

— Начальник тыла обязан доставлять на фронт материальную часть и людей. Делай это как следует, иначе будешь повешен, как это делается в нашей стране.

Заканчивая тост, Сталин кричал тому, кого называл:

— Подойди!

Маршал или генерал торопливо подбегал к Сталину, чтобы чокнуться с ним. Французский гость покинул ужин при первой же возможности. Провожая де Голля, Сталин мрачно посмотрел на Бориса Федоровича Подцероба, помощника Молотова, и вдруг сказал ему:

— Ты слишком много знаешь. Мне хочется отправить тебя в лагерь».

«Вместе с моими спутниками — пишет в воспоминаниях де Голль — я вышел. Обернувшись на пороге, я увидел Сталина, в одиночестве сидевшего за столом. Он снова что-то ел».

Разговоры о том, что «Большая тройка» — Сталин, Рузвельт и Черчилль, собравшись в Ялте, поделили мир или, по крайней мере, Европу — всего лишь легенда. Если бы Ялтинская конференция не состоялась, Европа все равно была бы после войны поделена на Восточную и Западную, капиталистическую и социалистическую.

Что же на самом деле происходило в Ялте в начале февраля 1945 года? Сталин, Рузвельт и Черчилль сообща определили дату, когда СССР вступит в войну с Японией. Говорили о том, что будет с Германией после войны, приняли схему зон оккупации Германии, обсудили вопрос о репарациях. Они договорились о восстановлении Франции в роли великой державы, о создании ООН. Обсуждали будущее Польши, состав ее правительства и будущие границы. Отношение к Польше было самым высокомерным. Черчилль сказал, когда решался вопрос о том, сколько немецкой земли отдать Польше: «Было бы жалко настолько напичкать польского гуся немецкой пищей, что у него произошло бы несварение желудка».

Теперь переведены на русский язык и опубликованы записи переговоров о послевоенном устройстве, которые вел с советскими вождями эмигрировавший после прихода немцев в Лондон глава Чехословакии Эдуард Бенеш[6].