Забытое убийство - Марианна Сорвина

Но, по их словам, Баттисти «в соответствии со своей идеологией перепробовал уже все возможные средства для достижения цели, ради которой выступал и вел мирные переговоры, еще являясь депутатом в Тренто»[428]. То есть Венский парламент он использовал исключительно как трибуну для борьбы, а не как утверждение своего государственно-политического статуса.

В то же время общая тональность таких публикаций сводится к тому, что даже не в приговоре дело и не в процессуальных нормах Австрийской империи, а в самом садистском антураже публичной экзекуции – с телегой через весь город, специально ангажированной толпой и отвратительными фотографиями каких-то веселящихся типов с печатью вырождения на лицах. Действительно, публичность, задуманная австрийцами с целью напугать возможных последователей трентинских перебежчиков, сыграла роковую роль для самой же Австрии, превратив этих перебежчиков в великомучеников. Кроме того, в материалах судебного процесса Баттисти фигурирует не как старший лейтенант отряда итальянской армии, а как доктор философии, журналист и писатель[429] (то есть, по сути, человек свободной профессии), а в других – как журналист и член парламента[430]. Но может ли он в гражданском статусе считаться дезертиром? Тем более что в австрийской армии воевал брат Баттисти, а не он сам. Австрийская сторона не именовала этого пленного, взятого с оружием на поле боя, военным лицом, на которое распространялись законы о военнопленных, поскольку намеревалась показательно повесить его как гражданского.

Если вообще существует такое понятие, как «продуманная оплошность», то речь идет именно о ней: спланировав все с бюрократической дотошностью, австрийцы фактически расправились с журналистом и выставили себя варварами перед воюющей Европой, а из врага государства сделали героя собственными руками.

Очевидно, понимая это, те же «Innsbrucker Nachrichten» не помещают никаких фотографий и печатают на первой полосе абсолютно нейтральную статью с сообщением о приведении приговора в исполнение. Создается впечатление, будто речь идет о военном конфликте не в Тироле, а где-нибудь в Африке. Единственная целенаправленная политизированная фраза, которую позволила себе центральная тирольская газета: «И это не последний случай: так будет с каждым, кто выберет для себя подобный путь»[431].

Этой же теме двойственности положения этнической и этической ирреденты по отношению к базовому государству и его законам посвящена статья итальянского журналиста Фабрицио Расера[432] «Дезертиры и монументы»[433]. В ней вопрос о дезертирстве рассматривается в военном, юридическом и моральном аспекте.

«Казнь 12 июля 1916 года Чезаре Баттисти является ярким примером насмешки над категорией относительности, – пишет Расера. – Если угодно – абсолютной иронии. “Все-таки Баттисти был патриотом или дезертиром?” – спросил дон Лоренцо Милани военного капеллана, который назвал такой “отказ” “чуждым христианской заповеди любви” и “выражением трусости” (1965).

И самой эффектной биографией главного социалиста Трентино-Альто-Адидже была книга Клауса Гаттерера, в подзаголовке которой, по иронии судьбы, повторяется мотивация исполнителей наказания: «Портрет великого “предателя”»[434].

В этой увлекательной публицистической дуэли, по логике, лидирует Массимилиано Пилати со статьей «Монументы и дезертиры: апелляция» (Расера и Пилати не случайно назвали статьи почти одинаково, поменяв лишь порядок слов).

В статье Пилати акцент делается именно на «ненасильственном сопротивлении», которое нельзя считать дезертирством: «Сторонники ненасилия всегда имели большое уважение к закону и сами готовы были заплатить высокую цену за улучшение самого закона. Это касается и отказа от военной службы»[435].

Впрочем, диспут вокруг темы предательства, дезертирства и дефетизма не более чем юридическая казуистика.

В 1928 году благодарный дуче Муссолини возвел в честь своего бывшего наставника и шеф-редактора грандиозный мраморный монумент в Больцано – «Il Monumento alla Vittoria di Bolzano»[436]. В нишах девятнадцатиметровой триумфальной арки находятся бюсты трех казненных австрийцами героев[437] – сорокадвухлетнего журналиста Чезаре Баттисти, тридцатипятилетнего адвоката Фабио Фильци и двадцатидвухлетнего инженера-техника Дамиано Кьезы. Все трое были офицерами отрядов «альпини», и все трое – уроженцами Трентино.

Первый камень монумента был заложен императором Виктором Эммануилом III и маршалом Кадорно 12 июля 1926 года, в день и час десятилетней годовщины гибели альпийских стрелков.

Эрнеста Биттанти выступила против использования фигуры своего мужа и других ирредентистов в этой фашистской кампании, и Муссолини вынужден был убрать из названия памятника горделивое упоминание шестого года фашистской эпохи.

В церемонии открытия триумфальной арки семья Баттисти демонстративно участия не принимала. Позднее Ливия Баттисти предлагала переименовать его в «Памятник памяти и предупреждения».

В Инсбруке на горе Изель в день открытия монумента собралась десятитысячная демонстрация протеста.

Монумент, который многие считали безобразным из-за его мертвой, подавляющей формы, расположен почти на границе Италии, и больше всего немецких жителей Больцано возмущали латинские слова на фронтоне: «Здесь, на границе отечества, поставлен знак. За ним начинаются другие язык, право и искусство».

Триумфальную арку национальных мучеников много раз предлагали снести, мотивируя это и ее неэстетичностью, и разжиганием национальной розни.

Местные жители забрасывали ее бутылками с бензином и пытались отбивать от нее камни, поэтому монумент победы почти сразу огородили высоким забором.