Голос призрака - Виктория Холт

Клодина, ты ведь иногда скучаешь по мне? Ну же, скажи правду.

— Не часто, — солгала я.

— А себя ты тоже обманываешь, как и меня?

— Довольно об этом! — резко оборвала я его. — Ты — женатый мужчина.

Я — замужняя женщина, и мы не муж и жена.

Он расхохотался, и моя мать подняла глаза и улыбнулась нам.

— Я — это я, и ты — это ты, — сказал он. — И ничто, любовь моя, не может этого изменить.

Я почти взмолилась в ответ:

— Джонатан, с твоей стороны нехорошо так говорить — ведь ты недавно женился. Что, если Миллисент услышала бы тебя?

Мне показалось, она выглядит такой счастливой.

— Она счастлива. Разве она не замужем за мной? Я тебе говорю, Клодина: я — самый образцовый муж.

— Это только так кажется со стороны, — сказала я. — Сейчас же ты далек от этого идеала.

— И кто в этом виноват?

— Ты.

— Не совсем. Вина лежит на нас обоих.

Я рассердилась. Я с таким трудом старалась забыть о том, что произошло, а ему было достаточно только взглянуть на меня, чтобы все вернулось. Я презирала проявленную мной в прошлом слабость, особенно потому, что так легко могла вновь поддаться искушению, и яростно обломала цветочный стебель.

— Не вини маргаритки в том, что случилось, Клодина, — сказал он. Бедные цветочки… Не их вина в том, что мы с тобой были предназначены друг для друга и поняли это слишком поздно. Но ты должна быть признательна судьбе. Ты никогда не узнала бы, сколь совершенными могут быть отношения… если бы не то время, что ты провела со мной.

— С тех пор я не знала настоящего покоя.

— Бедная Клодина! Ты бы так и продолжала жить в неведении в тихом, созданном тобой раю, но разве это жизнь? Не отважившись узнать настоящий мир… мир страсти, приключений и того волнения, которое бывает, когда живешь полнокровной жизнью. И вот в созданный тобой рай, огражденный приятным неведением, однажды проник змий-искуситель и позволил тебе сорвать плод с древа познания, и ты сделала это. Ты вкусила истинную радость жизни и с тех самых пор боишься: боишься жить, боишься любить. Ты знаешь это и хочешь быть со мной, хотя и не признаешься в этом. Но я это знаю, да и ты тоже… Я в твоих сокровенных мыслях.

— Мне нужно идти, — сказала я.

— Отступление — знак поражения. Я посмотрела на него:

— Я хочу забыть, что это вообще было. Тебе это никогда не удастся.

— Я попробую, Джонатан.

— Посмотри правде в глаза, — сказал он. — Все, что я сказал, — верно.

Ты никогда не забудешь.

Жизнь предназначена для того, чтобы ее прожить весело.

— Свою я хочу прожить достойно, — сказала я. И, повернувшись, пошла через лужайку.

— Ну, не чудесный ли день? — сказала моя мать. — В этом году таких наберется немного. Посиди с нами.

Я подумала, что она может заметить румянец на щеках и тот задорный блеск в глазах, который появлялся у меня при таких встречах с Джонатаном, поэтому ответила:

— Нужно поставить цветы в воду. Они так быстро вянут.

Я присоединюсь к тебе попозже.

Джонатан сел возле моей матери.

Когда я пересекала в спешке лужайку, то услышала, как он произнес:

— Как ты прекрасна, дорогая матушка!

Позже у меня состоялся разговор с Миллисент, и от него мне снова стало не по себе.

Она хотела одолжить одну из моих брошек, чтобы заколоть платье, которое было на ней; она объяснила, что оставила почти все свои украшения в Лондоне. Она хорошо знала эту брошь с гранатами и бриллиантами… и если бы я могла дать ее на время…

— Конечно, — сказала я. — Я принесу ее, как только мы поднимемся наверх.

Когда я пришла к ней в комнату, она сидела у туалетного столика в пурпурном пеньюаре, который был ей к лицу. Ее темные волосы были распущены, и она выглядела гораздо привлекательнее, чем обычно.

— Именно ее я и хотела, — сказала она. — Спасибо, Клодина.

Я остановилась в нерешительности. Эта комната принадлежала им. Я вспомнила ту, другую комнату… пыльные голубые занавеси и загадочный голос, который обратился ко мне через переговорную трубу.

Мне не хотелось думать о взаимоотношениях Миллисент и Джонатана. Очень многое и слишком живо я могла себе представить. Глядя на нее, я почувствовала злость. Я должна была признать, что ревную. Что толку было делать вид, что он мне безразличен, что я хочу все забыть. Нет. Я хотела помнить. Я никогда не забывала дни, когда, нарушив брачный обет, вела себя так беспутно и была счастлива.

Было бессмысленно обманывать себя. Каким бы ой ни был, я хотела его. Любила ли я его? Кто может дать истинное определение любви? Я любила Дэвида. Я бы многое сделала, чтобы не причинять ему боль. Временами я ненавидела себя за то, что совершила. Но если неистовое возбуждение, ощущение того, что мир восхитителен и мне так много еще предстоит узнать, и желание, чтобы он обучил меня всему… если это было любовью… то я любила Джонатана.

Она взяла гранатовую брошь и приложила к пеньюару.

— Восхитительная вещица! — сказала она. — Это так мило с твоей стороны, Клодина.

— Пустяки. Я рада, что тебе нравится.

— Когда много ездишь, всего с собой не возьмешь.

— Конечно.

— Кроме того, мы спешили. Похоже, с Джонатаном всегда так. — Она снисходительно улыбнулась:

— Да, наверное.

У тебя очень счастливый вид.

— О да, я счастлива.

Я и не мечтала о такой жизни… — Она улыбалась, — как мне показалось, вспоминая ласки Джонатана.

— Этого и следовало ожидать, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и сухо.

— Некоторые думают, что это брак по расчету.

— Ты хочешь сказать, между тобой и Джонатаном? Она кивнула:

— Родители были весьма довольны.

— Да, и те и другие. Именно на это и надеялись.

— И в этом случае можно было подумать… Но все получилось совершенно иначе.

— Хорошо, что ты нашла свое счастье.

— В некотором роде, — сказала она, — это испытание.

— Ты имеешь в виду супружество? Полагаю, так часто бывает.

— Но у всех по-разному. У тебя с Дэвидом… Но ведь Дэвид совсем не такой, как Джонатан, правда? Хоть и считается, что близнецы должны быть похожими. Однако они — антиподы. Никто так не похож на Джонатана, как Дэвид. Я хочу сказать, ты всегда знаешь, что Дэвид собирается сделать.

Я ответила довольно церемонно:

— Все знают, что Дэвид делает то, что считает правильным.