Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

и впрямь батюшка твой передумает? Убедится, что положение Курицына при дворе крепкое, что уважает его великий князь, да и мне он понравился... Он ведь меня русскому языку обучал! Я не забуду этой его услуги!

— Спасибо тебе, великая княгиня, за доброе слово. Я тоже в долгу не останусь, всё что надо для тебя разузнаю.

...Государь вернулся из поездки утомлённым, грустным. Он навестил после возвращения жену, поинтересовался её здоровьем, рассказал о беседе с ростовскими князьями, о матушке. И довольно быстро ушёл, сославшись на усталость, что весьма озадачило её. Ревность вновь кольнула Софью, но на следующий день супруг пожелал отобедать с ней и после трапезы проследовал за ней в опочивальню. Здесь за какой-то час с небольшим она простила ему и вчерашнюю холодность, и все свои волнения. Она вновь ощутила, что полностью владеет своим мужем, его чувствами, страстями и желаниями. Она не переоценивала своих возможностей: не все его мысли и планы были ей доступны, многие важные государственные дела он решал, даже не извещая её о них, лишь изредка рассказывая о своих тревогах и сомнениях. Но она понимала: не всё сразу. Прежде чем давать советы, надо хорошо разбираться в том, что происходит вокруг, изучить взаимоотношения придворных, традиции его народа. Этим она занималась всё свободное время.

Глава V

МИТРОПОЛИТ ФИЛИПП

По представлении его обретоша

под свиткою на теле его велики

чепи железные, иже и ныне зримы

суть на гробе его, а преже того ни

духовнику его, ни келейнику никако же

ведомы были, ни иному кому.

Патриаршая, или Никоновская, летопись

В ночь на 4 апреля 1473 года Иоанн проснулся от громких криков, доносящихся с улицы: «Пожар, пожар, горим!» Он вскочил с постели, натянул быстро порты, сапога, рубаху и тут в его опочивальню, вопреки обычаю, без позволения, забежали дежурившие ночью дьяк и рында без парадного одеяния.

— Государь, — почти прокричал дьяк, — митрополичий двор горит, огонь того гляди на твой дворец перекинется!

— А ты что, уснул, что ли? — спросил сердито Иоанн заспанного охранника, но не стал ждать ответа, на ходу набросил на себя кафтан и поспешил к окну в среднюю трапезную палату, откуда было видно Соборную площадь.

Не отстававший от него рында оправдывался:

— Я не спал, я сначала разобрать не мог, отчего собаки растявкались, лишь потом крики услышал!

Однако в окне никакого огня Иоанн не разглядел, лишь в небе за строящимся храмом Успения со стороны митрополичьего двора светилось зарево, будто там всходило яркое солнце.

— Беги скорее к великой княгине, — обернулся великий князь к дьяку, — если спит, разбуди, пусть прикажет, чтобы добро немедля в подвалы выносили. Сама с казной пусть на Ивановскую площадь поспешит, а дальше видно будет, что делать, — говорил он на ходу, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, к сыну. — А вы начинайте из моих палат добро убирать! — приказал он рынде и ещё нескольким подоспевшим слугам.

— Вставай, дармоед, — пихнул он по пути храпящего в сенях перед опочивальней Ивана дядьку.

Наклонившись над постелью подростка, он осторожно, чтобы не напугать, приподнял его за плечи и посадил. Тот, всё ещё не открывая глаз, спросил сквозь сон:

— Это ты сказал пожар?

— Да, сынок, поскорее одевайся.

Наследник тут же открыл глаза:

— Далеко?

— Нет, рядом, совсем рядом, митрополичий двор горит!

Окончательно пробудившись, Иван тут же встал на ноги и поспешил к сундуку, на котором были разложены приготовленные дядькой на утро вещи. Да и сам дядька, заканчивая застёгивать многочисленные пуговицы однорядки, кинулся уже помогать одеваться своему господину.

Пожары были в Москве и посаде не редкостью, и наследник, несмотря на юный возраст, прекрасно понимал, что такое огонь в городе, почти полностью построенном из просушенного дерева. Ему и самому приходилось присутствовать при тушении пожаров, он помнил даже, как за несколько лет до того обгорел и их собственный дворец. Потому без напоминаний стремительно одевался. Иоанн ждал сына, никому не доверяя в опасный момент его жизни.

— Собирай немедля все ценные вещи наследника, — приказал он дядьке, — а вы помогите, — обратился к новым подоспевшим слугам. — Ты, сынок, ступай за мной да пока не отходи далеко! И поспешите! — прибавил он для всех и почти побежал вместе с сыном вниз, в свои палаты. Там слуги уже снимали драгоценные иконы и складывали в сундуки, туда же добавляли книги, папки и прочие вещи со стола государя и с поставцов, в другой сундук укладывали его оружие и одежду. Подобное происходило и в других палатах, где упаковывали посуду и прочие ценности. За многие годы службы у придворных давно уже был отработан порядок действий в подобных ситуациях. Лишь убрав всё самое ценное в безопасное место, они спешили к месту тушения пожара, где и без того народу собиралось предостаточно.

На улице тем временем уже грозно гудел набатный колокол с колокольни храма Иоанна Лествичника, ему вторили звучными голосами сотоварищи с других городских и посадских храмов.

На улице начинался апрель, снег уже растаял, но по ночам ещё властвовали морозы, затягивая тонким ледком застрявшую кое-где меж камней водицу. Однако в эту ночь на Соборной площади было тепло, жар шёл от разгоревшихся уже вовсю митрополичьих палат, полыхал житный двор, зарево поднималось со стороны дворов брата великокняжеского Бориса Волоцкого и дядьки Михаила Андреевича Верейского. Сильный ветер весело, будто играючи, раздувал пламя, то там, то здесь вздымая горящие куски дерева, и, шутя, перебрасывал эти летающие факелы с одного здания на другое, обрушивая на головы одуревших от страха погорельцев и спешащих им на помощь соседей. В воздухе парили куски пепла, несколько из них тут же осели на платье государя, который оглядывался вокруг, чтобы оценить обстановку. Ему было не до пепла: огонь методично, настойчиво приближался к его дворцу, искры и головешки одна за другой летели в сторону великокняжеских теремов, пытаясь и их втянуть в своё бесовское пламя. Оно чуть ли не лизало языком и терема великой княгини.

— Нет, сынок, ты больше не ходи за мной, — приказал он наследнику, посчитав ситуацию слишком опасной. — Ступай подальше, за колокольню, на Ивановскую площадь, разыщи там мачеху и останься пока при ней. А ты проводи его, — обратился он к дядьке, не отходящему ни на шаг от