Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

Всё больше народу появлялось на площади возле горящего митрополичьего двора. Раздавались крики и вопли женщин, плач детей, мужчины то кидались на помощь тушившим пожар монахам, то в растерянности замирали перед полыхающим пламенем, не зная, что предпринять. Иоанн тут же послал охрану и слуг к своему дворцу — отбрасывать с крыш и крылец горящие головешки, сбивать пламя.

— Ты мне головой ответишь за дворец, — приказал он примчавшемуся на помощь дьяку своему Никите Беклемишеву, его просторный двор находился пока в полной безопасности. И уже вслед Никите помягче добавил: — Держитесь там, я пока узнаю, что с митрополитом.

Увидев поблизости окольничего Ивана Ощеру, распорядился, обращаясь к нему и другим слугам и зевакам:

— А вы воду, воду подавайте, бочками, телегами, качайте из Тайницкой башни, цепь организуйте. Приказывай, Иван, ты за воду отвечаешь! И вёдра несите, с хозяйственного двора, из кухни, отовсюду, где есть, у бояр из домов берите! Чего стоите?

Раздавая приказы, он устремился к распахнутым обгоревшим воротам митрополичьего дворца, за которыми на фоне языков пламени мелькали чёрные рясы снующих монахов.

— Где богомолец мой, Филипп? — первым делом спросил Иоанн, войдя в жаркий, будто протопленный двор, и увидел ярко горящие с треском и искрами палаты владыки. Ветер дунул в его сторону и обдал лицо государя своим страшным жаром, ещё и припугнув куском горящей кровли, спланировавшим возле его головы.

«Хорошо, что одну лишь скуфейку успел надеть», — подумал Иоанн, уклонившись от опасности и потрогав маленькую войлочную и в общем-то домашнюю шапочку. Обычно он надевал на улицу большие шапки, обрамленные дорогим мехом, который здесь непременно бы загорелся.

— Митрополита, государь мой, отправили за стены города, в монастырь Николы Старого, — ответил один из монахов, вытерев грязной, в гари, рукой своё испачканное лицо. — Не смогли вот палаты отстоять, хорошо хоть храм митрополичий пока спасли, теперь, Бог даст, не отдадим его огню.

— Здоров владыка, не пострадал? — переспросил ещё раз великий князь.

— Плох владыка, за сердце держится, но от огня уходил на своих ногах.

Узнав, что митрополит вне опасности, Иоанн кинулся назад к своему дворцу, над которым нависла самая настоящая угроза уничтожения. И только рядом с ним вспомнил про жену: «Интересно, где она сейчас?» Как будто проведав про его вопрос, рядом появился Фёдор Курицын и доложил:

— Наследник и государыня вне опасности, мы их проводили в Вознесенский монастырь, там сейчас безопасно.

— Хорошо, Фёдор, ступай ко дворцу, помогай! — И обернувшись вновь в сторону своих хором, закричал: — Воду сюда, вёдра, людей!..

Началась самая настоящая битва за дворец. Пламя подбиралось к нему с двух сторон: от митрополичьего двора и обгоревшей уже церкви Рождества Богородицы, а также от великокняжеского житного двора, который спасать было уже поздно. Иоанн сам лез под пламя, лил в его жадный, прожорливый зев ведра с водой, поднимался на дымящиеся балконы, куда скатывались с высоких крыш трескучие головни. «Благо, что успели в сей раз все крыши металлом покрыть, иначе быть бы беде», — думал Иоанн, не переставая трудиться, то и дело отирая разгорячённое лицо рукавом кафтана. Его слуги, дьяки, послы и даже многие бояре, чьи собственные дома были вне опасности, сбежались на помощь. По длинной людской цепи передавали одно за другим вёдра на открытые галереи дворца, которым угрожало пламя, лили воду на деревянные перекрытия, стены, прямо на окна. Иоанну пришлось послать внутрь теремов слуг, чтобы обороняли палаты от случайных искр, попадающих в лопнувшие от жара или побитые окна. Подвезли ближе десяток хранившихся в городе специально на случай пожаров бочек с водой — всё пошло в дело. Мужчины и женщины, растерянные и мечущиеся поначалу, теперь, направленные твёрдою рукой, все дружно сражались с огнём. Пример государя вдохновлял: коль он, их символ и знамя, не щадил себя, они не жалели себя вдвойне...

Лишь к рассвету захлебнулся последний язык пламени рядом с дворцом. Притих, вдоволь натешившись с огнём и людьми ветер. Потрескивая, поигрывая искрами, догорали палаты на митрополичьем дворце. Иоанн, присев прямо на ступеньку своего мокрого, почерневшего от пепла крыльца, выслушивал, как недавно назначенный дворецкий Михаил Яковлевич Русалка докладывал о потерях, понесённых городом от пожара:

— Житный двор городской выгорел весь, прямо до каменных погребов, приправа городская, часть двора брата твоего Бориса Васильевича, двор князя Михаила Андреевича. У церкви Рождества Богородицы кровля пропала, много боярских домов пострадало.

— Знаю, Господь с ними, новые поставим. Что с митрополитом?

— Только что вернулся, он в соборе Пречистой.

Иоанн направился к недостроенному храму, в центре которого стояла временная деревянная церквушка, которую спасли от пожара поднявшиеся вокруг прочные каменные стены. Он был заполнен людьми. Горели зажжённые свечи, в окна сквозь двойные стены уже заглядывали лучи утреннего весеннего солнца.

Старенький, будто ещё более чем прежде усохший митрополит Филипп стоял возле гроба чудотворца Петра и жалостным, не то поющим, не то плачущим голосом протяжно творил молитву. Подойдя к владыке, Иоанн увидел, как по его обычно спокойному, прекрасному старческому лицу медленно, капля за каплей, стекают мучительные желтоватые слёзы. В руках святитель держал свой большой нательный крест, крепко сжатые пальцы его слегка вздрагивали. Горе полностью овладело им, правило его чувствами и поступками. Сердце Иоанна дрогнуло от жалости при виде столь великой скорби. Он обнял владыку за плечи, поцеловал его безжизненную руку. Кроме государя, никто в тот момент не смел приблизиться к страдальцу.

— Отче мой господин, не скорби так по утрате своей, — попытался он утешить старца, который при его обращении замолк, но продолжал едва заметно покачивать неубранной седой головой из стороны в сторону. — Господь даёт, Господь забирает, всё в руках его. Я тебе столько хором дам, сколько ты сам захочешь, все твои утраты сполна возмещу!

Видя, что слова его не произвели на митрополита никакого действия, Иоанн продолжил утешать его:

— А если какой запас у тебя погорел, всё у меня возьмёшь, всё тебе дам...

Вместо того чтобы успокоиться, старец неожиданно, как ребёнок, расплакался и в изнеможении приклонился к государю, рука его безжизненно упала вниз, крест выпал из неё и повис на цепи. Иоанн подхватил митрополита и посадил на поднесённую кем-то скамью. Сел рядом, придерживая его под спину, почувствовал под облачением что-то жёсткое, похожее на корсет.

— Коли Бог поступил так со мной, — объяснил наконец с огромным усилием своё неутешное горе владыка, — знать, грешен я. Отпусти меня, сын