Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы - Арчибальд Кронин

Это и в самом деле уже беспокоило меня.

– Я мог бы сказать им, что сражался за короля Роберта Первого.

– Тонкая мысль, Кэрролл. Это в тебе от того, что я не люблю в ирландцах. Но нет, мы не будем принижать твой благородный поступок ложью, к которой, насколько я понимаю, ты имеешь естественную склонность. Я позвоню твоему деду из офиса школьного правления.

Именно таким образом и начались мои отношения с этой замечательной личностью. Цель Канона не была тогда очевидной для меня и стала таковой, только когда его замысел потерпел неудачу. Но в течение многих месяцев я наслаждался его остроумием, его знаниями и его обаянием. Все это повлияло на меня.

Однако в тот день меня меньше занимали наши обычные занятия у Канона – я продолжал задаваться вопросом, на кого намекал Фрэнк и что это за особенная личность.

Занятия в школе подходили к концу, и в следующий четверг мы с Фрэнком вместе отправились домой. Он жил на Крейг-Кресент недалеко от дома моего деда, и мы обычно шли по Ливенфорд-Коммон. Однако сегодня он как бы между прочим, но не без таинственности сказал:

– Давай сходим вечером на вокзал. Мне надо кое-кого встретить.

– Кого это?

– Кэти Консидайн.

– И кто она?

– Она моя девушка, Лоуренс.

Должно быть, на лице моем отобразилось изумление. Он с явным удовольствием рассмеялся:

– Мы знаем друг друга с детства. С тех пор, как нас еще возили в детских колясках. Неудивительно, что мы влюблены друг в друга.

Я был ошеломлен. Все эти разглагольствования насчет святой чистоты, и теперь это… это раннее служение Венере. Боже, ты какой-то странный, Фрэнк, подумал я. И мне вдруг стало страшно любопытно увидеть Кэти Консидайн.

– Она из католической женской школы Пресвятого Сердца в Далкейре. Сейчас дома на каникулах. У нас будет потрясающее время. – Фрэнк взволнованно вздохнул, когда мы поднялись по ступенькам на верхний уровень станции. Огорошив меня своими новостями, он очень хотел поговорить. – Я уверен, она тебе понравится…

Едва поезд прибыл, как Фрэнк почти сразу закричал:

– Кэти! Смотри, Лоуренс, вот она!

Поразительно красивая девушка приближалась к нам, улыбаясь и помахивая рукой. Она была не в школьной форме, но одета как старшеклассница, в двубортном пиджачке цвета морской волны с медными пуговицами, клетчатой юбке, слегка покачивавшейся на ее бедрах, и в синем берете слегка набекрень. Никогда не забуду это первое впечатление от Кэти Консидайн. Среднего роста, гибкая и раскованная, она была преисполнена жизни. Глаза у нее были темные, сверкающие, почти черные, и теплый цвет лица. Нос довольно короткий и ничем не примечательный, но рот был восхитительным, крупным, с дивно очерченными пурпурными губами, широкая улыбка открывала великолепные зубы. Ее темные каштановые волосы, спадающие из-под берета, обрамляли щеку, на которой, высоко над скулой, была крошечная родинка. Я почувствовал, что сердце мое упало, когда она приблизилась и, едва взглянув на меня, взяла обе руки Фрэнка в свои.

– Кэти…

– Фрэнк…

Так они и стояли, глядя друг на друга, затем она вопрошающе посмотрела на меня:

– Кто этот длинноногий мальчик из Борстала[148], в академическом прикиде?

– Просто ангел. Тот, кто стоит на заднем плане этой любовной сцены, – холодно сказал я. – Жаль, что у меня нет фотокамеры. Это так трогательно.

Ее глаза сузились.

– Я рада, что вам нравится, поскольку так оно и есть.

– Ну, пока вы тут милуетесь, я бы прихватил ваш багаж. Вы взяли с собой что-то?

– Да, чемодан. В багажном вагоне.

Я оставил их, нашел ее чемодан, затем мы отправились на Крейг-Кресент. Фрэнк предлагал нести чемодан, который не был легким, пытался втянуть меня в разговор, но без особого успеха. Кэти была слишком занята им, и, судя по всему, я тут был совершенно лишним. Эти каникулы обещали стать незабываемыми. В ее школе придумали устроить конкурс на лучший гербарий.

– Естественно, я не схожу с ума по ботанике, Фрэнк. Но я бы хотела выиграть этот конкурс. Просто чтобы посмотреть при этом на физиономию сестры Филомены, старой ведьмы, она всегда на меня зуб точит. Это потрясающе – прочесать леса Овертойла и Лонгкрагса.

Разделяя ее энтузиазм, Фрэнк повернулся ко мне:

– Ты к нам присоединишься, Лори?

– Ну… может быть, – отстраненно сказал я. – Если у меня будет время.

– Конечно будет. Ну вот и пришли. Заходи, попьем чайку. Совместное приглашение от Кэти и меня.

– Нет, спасибо. Меня ждут у Дэвиганов.

Я спокойно и нагло врал. Я ненавидел Дэвиганов, а их сына Даниэля презирал особенно.

– Что ж… – с сомнением сказал Фрэнк. – Ну, если так…

Дом Консидайнов был рядом с домом Энниса, такого же размера вилла, с прилегающим садом без ограды, который, возможно, служил местом интимных встреч. Я поставил чемодан у входа. Кэти окинула меня критическим, не совсем понятным, но явно недружелюбным взглядом:

– Я вам обязана, носильщик. Не слишком ли было тяжело для вашей тонкой конституции?

– Сущие пустяки. Что у вас там внутри? Каменный уголь или стальные корсеты?

– И то и другое, разумеется. И власяница. Сколько с меня причитается?

– Заплатите Фрэнку, – сказал я. – Обычно я подменяю его, когда требуется физическое усилие.

Уходя, я увидел, как Фрэнк покраснел после моего неявного намека на то, что ради него я несколько раз ввязывался в разные истории, и на сердце у меня кошки заскребли. Конечно же, я считал ее во всем виноватой и поклялся, что больше не буду иметь с ней дело. Тем не менее, в ярости направляясь к своему дому, я никак не мог выкинуть ее из головы. Во время чая я специально задал несколько бесцеремонных вопросов бабушке. Да, она, в общем, имела представление о матери девушки. Миссис Консидайн, вдова бывшего главного конструктора у Деннисонов, комфортно живущая на пожизненную пенсию от верфи, была толстой, апатичной женщиной, которую я теперь смутно вспоминал: неторопливая, в каком-то расшитом черным бисером наряде, она садилась в первом ряду в церкви Святого Патрика.

– Значит, ты встретился с ее дочерью?

– В первый и последний раз.

– Говорят, она довольно испорчена.

– Она ужасно легкомысленна.

Тем не менее, полный ненависти к этой маленькой дряни в двубортном пиджаке с медными пуговицами, я запал на нее, пораженный нелепой мукой первой подростковой любви. Когда на следующее утро Фрэнк пришел в дом Брюса, ни словом не помянув вчерашний конфликт и дурной юмор с моей стороны, моя решимость была сломлена, я согласился пойти с ними на сбор гербария.