Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции - Грегор Мендель

Италия была тоже страшно преследуема в древние времена. В одной провинции Комо в течение долгих лет более 1000 человек были ежегодно пытаемы инквизиторами и 300 человек было сожжено в одном 1416 году.

Французские преследования, от которых англичане столько выиграли, принимая у себя талантливых эмигрантов, имели приблизительно те же размеры. В XVII столетии 300 или 400 тысяч протестантов погибло в тюрьмах, на галерах, в попытках бегства, на эшафоте, и такое же число должно было покинуть родину. М-р Смайлс в своем превосходном сочинении о гугенотах разобрал влияние этих и фламандских эмигрантов на Англию и показал ясно, что она обязана им почти всей своей промышленностью и даже самой благородной кровью своего современного населения. Подобная же эмиграция из Франции и в неменьшем числе, но с совсем другими результатами, совершилась в великую революцию 1789 года. Крайне назидательно сопоставить результаты обеих эмиграций. Протестантские эмигранты были способные люди и имели весьма благодетельное влияние как на нашу породу, так и на нашу историю. С другой стороны, политические эмигранты по большей части не заключали в себе солидных элементов и не оставили после себя почти никаких следов.

Весьма замечательно, какой громадный процент талантливых людей во всех странах носит иностранные имена и представляет потомков политических эмигрантов, людей, которые были вполне способны внести в народ благородную кровь. Мы не можем не думать о славной участи страны, которая в течение многих поколений будет держаться умной политики привлекать к себе талантливых эмигрантов, но только таких, и содействовать их оседлости и натурализации их детей.

Ни одна нация не расставалась с таким громадным числом переселенцев, как Англия, но выиграла ли она или потеряла через это – я не могу решить. Нет сомнения, она потеряла огромное число семейств несомненного достоинства, в особенности между земледельцами и ремесленниками, но можно принять за общее правило, что самые талантливые люди не имеют наклонности выселяться: они чувствуют, что их судьба обеспечена дома, и если любовь к приключениям у них не особенно сильна, они предпочитают жить в высокой интеллектуальной атмосфере интеллигентных кружков английского общества самовольному изгнанию в среду народа, представляющего низшую ступень развития по уму и своим интересам. Страна без сомнения освободилась от большой массы негодного люда благодаря эмиграции. Она нашла исток для людей с цыганской беспокойной натурой, которые чрезвычайно пригодны для колонизации новой страны, но совсем не нужны в старой цивилизации. Далее, она освободилась от огромного числа беспокойных радикалов и тому подобных людей, которые, конечно, принадлежат к способным, но далеко не выдаются из толпы по своим талантам, притом их горячность, самоуверенность и неуважение к существующему порядку далеко перевешивают прочие качества.

Быстрое возникновение новых колоний и падение древней цивилизации обязаны, мне кажется, своим происхождением тем социальным влияниям, которые в одном случае ускоряют, а в другом – задерживают брак наиболее способных пород. В молодой колонии энергические руки и предприимчивый ум – лучшее приданое для брачного кандидата, а так как с другой стороны женщины малочисленны, то менее одаренные мужчины имеют весьма мало шансов для женитьбы. В древней цивилизации условия гораздо сложнее; у деятельных, честолюбивых наций никто, кроме наследников больших богатств, не имеет шансов жениться рано. Общество всего более против людей классов С, D и U, – я разумею тех, состояние которых не обеспечено ничем кроме значительного самоотвержения и труда. Почти невозможно, чтобы они могли иметь успех и подняться высоко в обществе, если затормозят себя женитьбой в раннем возрасте. Мужчины классов F и G более независимы, но они далеко не так многочисленны, и потому их порода, хотя сама по себе более даровитая, чем порода, имеет в общем итоге гораздо менее влияния на общий уровень нации. Но даже если б мужчины классов F и G женились рано и под конец обогатились бы и приобрели высокое общественное положение, они все-таки заразились бы стремлением общим всей старой цивилизации – основывать семейства. Отсюда проистекает зло, которое я уже описал, говоря о браках старших сыновей с наследницами имуществ и о задержании браков младших сыновей. Далее, существует постоянное стремление лучших людей в стране – селиться в большие города, где браки менее плодовиты и дети имеют менее шансов жить. Благодаря этим многочисленным условиям, в старой цивилизации существует противодействие плодовитости способных классов; один только непредусмотрительный и непредприимчивый элемент содействует главным образом увеличению населения. Таким образом, раса постепенно падает, становясь с каждым последовательным поколением менее способной к высокой цивилизации, хотя она и сохраняет внешнюю форму последней до тех пор, пока не придет время, когда вся политическая и общественная машина рушится и в обществе проявится более или менее резкий возврат к варварству, в течение которого раса, быть может, снова обновится.

Лучшая форма цивилизации по отношению к усовершенствованию расы та, при которой жизнь не стоила бы слишком дорого и доходы проистекали бы преимущественно из источников работы, а не через наследство, где каждый молодой человек имел бы шансы выказать свои способности, а в случае больших дарований имел бы возможность получить высшее образование и доступ к какой-нибудь специальности, при посредстве открытых для него в молодости выставок и школ; где брак стоял бы в таком же почете, как в древнееврейские времена; где поддерживалась бы национальная гордость (конечно, я не говорю здесь о неразумном чувстве настоящего времени, которое украшается этим именем), где слабые встречали бы убежище и привет в монастырях, приютах, и, наконец, где лучшая часть переселенцев и эмигрантов из других стран была бы радушно принимаема, а их потомки приобретали бы права гражданства.

Все современные физиологи говорят нам с уверенностью, что жизнь каждого растения и животного построена из громадного числа второстепенных жизней, что каждый организм состоит из множества элементарных частиц, в значительной степени независимых одна от другой, что каждый орган имеет свою собственную жизнь или автономию и может развиваться, и размножаться независимо от других тканей. (См. Darwin, «The Variation of Animals and Plants under Domestication»). Таким образом, слово «человек» в истинном смысле становится собирательным именем, потому что он состоит из миллионов, быть может, миллионов клеточек, из которых каждая обладает до некоторой степени независимой жизнью и дает жизнь другим клеткам. Он есть сознательное целое, образованное совместной деятельностью громадного числа элементов, которые кажутся нам бессознательными или почти бессознательными частицами.

Дарвин в своей замечательной теории пангенезиса выходит из следующих двух положений: он предполагает, во-первых, что каждая клетка, обладающая индивидуальными особенностями, при своем размножении передает свой первоначальный тип потомкам и образует бесчисленные частички (gemmulesu), которые, по выражению Дарвина, обращаются в крови и размножаются здесь. Частички остаются в этой неопределенной форме, пока не найдут возможности остановиться на других более или менее совершенных тканях и здесь развиваются в правильные клеточки. Во-вторых, частички эти, по его мнению, управляются исключительно естественным сродством при выборе точки прикрепления, и следовательно, дивное строение живущей формы складывается под влиянием слепого сродства бесчисленных элементов, а не под влиянием центральной управляющей силы.