Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль

– Если кто-то берет в руки оружие и убивает другого человека, это не что иное, как истинный факт.

В голосе Хардерберга появились раздраженные нотки:

– Не стоит говорить банальности. Я ищу истину, которая лежит гораздо глубже.

– Для меня убийства хватает, – сказал Валландер. – Густав Торстенссон был адвокатом. Вы его убили. Попытка замаскировать убийство под аварию провалилась.

– Интересно, как вы догадались, что это была не авария?

– В грязи лежала ножка от стула. А в багажнике – стул без ножки. Причем багажник был заперт.

– И всего-то. Небрежность.

Хардерберг бросил негодующий взгляд в сторону двоих, прячущихся в тени.

– Почему? – спросил Валландер.

– Лояльность Густава Торстенссона начала давать сбои. Он стал замечать то, чего не должен был замечать… Мы иногда развлекаемся в замке тренировками в стрельбе. Мишенями служат куклы. Мы посадили такую куклу на дорогу. Он остановился – и умер.

– И таким образом вы укрепили его лояльность?

Хардерберг кивнул с отсутствующим видом, резко встал и подошел к экрану одного из компьютеров. По нему бежали ряды цифр. Валландер сначала подумал, что это курсы акций в какой-нибудь из стран мира, где уже наступил день. Но ведь сегодня воскресенье, а биржи в воскресенье закрыты. Что же это такое?

Хардерберг вернулся в кресло.

– Что касается сына, мы просто-напросто не могли определить, как много он знает. Мы держали его под наблюдением. Он посетил вас на Юланде – и опять же мы не знали, что он вам сказал. Или что он сказал Берте Дюнер. Вы сделали блестящий ход, комиссар Валландер. Но мы, конечно, сразу догадались, что вы хотите заставить нас поверить, что разрабатываете другую версию. Вы недооценили нас, и это меня обижает.

Валландера начало тошнить. Этот нечеловеческий холод, исходивший от человека в кресле… он никогда в своей жизни не встречался ни с чем подобным. И все-таки любопытство заставляло его спрашивать дальше.

– В машине Густава Торстенссона мы нашли пластмассовый контейнер. Я подозреваю, что его подменили в момент убийства.

– Зачем было его подменять?

– Наши техники утверждают, что в этом контейнере никогда ничего не хранилось. Но мы знаем, для чего используют такие контейнеры.

– Для чего же?

– Мы поменялись ролями, – сказал Валландер. – Вы задаете вопросы, а я на них отвечаю.

– Уже очень поздно. Почему бы не придать нашему разговору, который все равно ничего не значит, характер игры?

– Эта игра с убийствами, – сказал Валландер. – Такие контейнеры используются для хранения и транспортировки человеческих органов для трансплантации. А чтобы добыть эти органы, иногда прибегают к убийству.

На какую-то долю секунды Хардерберг замер. Это продолжалось лишь мгновение, но Валландер успел уловить его реакцию. Значит, и это тоже.

– Я делаю дела там, где можно получить выгоду, – медленно сказал Альфред Хардерберг. – Если есть рынок человеческих почек, я покупаю их и продаю. Это всего лишь пример.

– А откуда их берут, эти почки?

– У умерших.

– У убитых вами людей.

– Я никогда не занимался ничем другим, кроме купли и продажи, – терпеливо сказал Хардерберг. – Происхождение товара, попадающего в мои руки, меня не интересует. Я его просто не знаю.

Валландер растерялся.

– Думаю, я никогда не встречал людей, подобных вам, – наконец сказал он.

Хардерберг резко наклонился к нему.

– А вот тут вы солгали, комиссар, – сказал он. – Потому что вы прекрасно знаете, что мы есть. И я даже уверен, что в глубине души вы мне завидуете.

– Вы просто сумасшедший, – сказал Валландер, не скрывая отвращения.

– Может быть, но не только это. Вы должны понять, комиссар Валландер, что я человек страстный. Я люблю делать дела, я люблю видеть поверженных соперников, мне нравится постоянно увеличивать свое состояние и ни в чем и никогда себе не отказывать. Может быть, со стороны покажется, что я нечто вроде никогда не находящего успокоения Летучего Голландца. Но прежде всего – я еретик, комиссар Валландер, еретик в самом прямом значении этого слова. Вы, возможно, слышали о Макиавелли?

Валландер покачал головой.

– Этот итальянский мыслитель утверждал, что христианство состоит в скромности, воздержании и презрении ко всему человеческому. Еретики, наоборот, видят достоинство человека в душевной и физической силе, в тех качествах, которые внушают страх. Мудрые слова, я их очень часто вспоминаю.

Валландер промолчал. Хардерберг кивнул на рацию и показал на свои ручные часы. Был уже час ночи. Валландер послал сигнал вызова, думая, что он просто обязан придумать способ дать ей понять, что он нуждается в срочной помощи. Опять он сказал ей, что все в порядке, все как и должно быть. В два часа должен состояться следующий сеанс связи.

Время шло, он регулярно вызывал Анн Бритт на связь, но ему так и не удалось дать ей понять, что он находится в смертельной опасности, и потребовать срочной операции по захвату Фарнхольма. Он понял, что они в замке одни. Альфред Хардерберг дожидался утра, когда он сможет покинуть не только свой замок, но и страну вместе со своими подручными, готовыми по его приказу убить каждого, на кого он укажет пальцем. Оставались только София и охранница у ворот. Никого из секретарей не было, ни тех, кого он видел, ни тех, кого не видел никогда. Наверное, они дожидались хозяина в каком-нибудь другом замке за тридевять земель…

Боль в голове немного утихла. Он очень устал. Он понимал, что, несмотря на то, что ему удалось узнать правду, этого мало. Они, наверное, бросят его в замке, скорее всего связанного, и пока его найдут, они уже будут где-то в воздухе, вне пределов досягаемости. От всего, что было сказано ночью, он откажется, даже не сам, а через нанятых им виртуозов-адвокатов. Те, кто выполнял его поручения, кто держал в руках оружие, вроде бы и не существуют: они никогда не пересекали границу Швеции, они так и останутся тенями, а против теней возбудить дело невозможно. Ничего нельзя будет доказать, следствие развалится, а Альфред Хардерберг так и останется уважаемым гражданином выше всяких подозрений.

Он теперь знал всю правду. Он даже узнал, что Ларса Бормана убили, потому что тот докопался до причастности Хардерберга к мошенничеству в ландстинге. Тогда они не хотели рисковать – а вдруг, узнав об этом от Бормана, Густав Торстенссон начнет видеть то, что ему не положено? Позже это все равно произошло, хотя они и старались этому помешать. Но вся правда, которую он знал, не имела никакого смысла, им никогда не удастся ничего доказать и привлечь преступников к ответу.

Хотя нет… Смысл все же был, потому что этой ночью Валландер услышал слова, которые надолго врезались ему в память, как жутковатое напоминание о сущности Альфреда Хардерберга. Было уже почти пять утра, они почему-то вновь заговорили о контейнерах для перевозки органов и людях, которых ради этих органов убивают где-то на другом конце планеты.