Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд

Бонифаций удовлетворенно крякнул, чем вызвал общее ликование и переключил мое внимание на долину. И действительно, впервые за все утро было чему порадоваться: два воина-франка сумели-таки взобраться на стену и теперь отражали удары варяжских топоров. Можно было предположить, что, как и в случае с Галатской башней, двоих воинов окажется достаточно, чтобы начать осаду. Наверняка авангард захватит парапеты и весь замок, узурпатор вновь скроется, и победа останется за нами.

Так думали все, кто следил за армией. Кроме Грегора. Мы с ним разделяли общую мысль: один из тех воинов — Отто.

Тем временем Отто со вторым воином ловко отражали удары топоров, хотя ни тот ни другой не привык к подобному бою. Они стояли спина к спине и двигались очень слаженно, словно обоими телами руководил один ум. Отто нанес удар нападавшему воину, ранил его в бок, достаточно сильно, и тот упал со стены. В ту же секунду второму воину-франку повезло меньше: на него с трех сторон напали три варяга. Сначала на каменный парапет, забрызганный кровью, упала голова, затем одна рука, затем вторая, затем все остальное. Отто отскочил от трупа, на секунду отвлекся, а потому не заметил, как тяжелое топорище опустилось на его затылок.

— Он не убит! — вырвалось у меня, хотя, наверное, это была ложь.

Я помогал ему утром одеваться к бою. На нем был железный шлем с толстой подкладкой, так что оставался шанс, что он потерял сознание от удара, а не убит. Пока не убит.

Когда он рухнул, противник не кинулся терзать его на куски. Два варяга подхватили его за обмякшие руки и приподняли, а третий забрал себе меч, упавший на камни. Один из тех, кто поддерживал Отто за руки, перекинул его на спину товарищу, и под дружное улюлюканье, крики и свист они потащили свою ношу в дальний конец широкой оборонительной стены, а потом вниз по ступеням, в дворцовые лабиринты.

— Его забрали в плен, — объявил я, чуть успокоившись.

Будь он мертв, враги не стали бы оказывать ему такую честь, уносить с поля боя, если только они не хотели устроить позже публичное надругательство над трупом в качестве устрашения. Я поскорее отбросил эту мысль.

— Пилигримы одержат победу, — сказала Джамиля, заставляя свой голос звучать уверенно, — и освободят его.

— Вот как? — спросил я. — И когда же начнется эта победа?

Отто был выведен из игры, а его отряд разбит. Никому другому взобраться на стену не удалось, и, похоже, варяги не допустили бы новых гостей. Казалось, противник обладает нескончаемым запасом лучников и стрел, а пилигримам-лучникам почти не удавалось кого-то сразить. У греков были также огромные арбалеты и мелкие катапульты, метавшие огненные стрелы и другие воспламеняющие снаряды в осадные машины и повозки, половина из которых тут же сгорела.

Мы с Джамилей оставались на месте, пока солнце не вошло в зенит. Пилигримы стали похожи на муравьев, пытающихся вскарабкаться по скользкой, опаленной солнцем скале. Раскаленный воздух начал переливаться, как радуга, — прежде я такого не видел. Жара все возрастала, а скорость передвижения и ловкость людей заметно уменьшались. С десяток франков все-таки оказались на стене, но все без исключения были перебиты. Балдуин в конце концов отвел отряд, и тогда в бой вступили два других, но шансов у них не было.

Чтобы как-то отвлечься самому и отвлечь Джамилю, я пытался подмечать какие-то мелочи.

— Обрати внимание, епископы ковыряют в носу чаще, чем простые священники, — сказал я, указывая на арьергард в сотне ярдов от нас. — Интересно, что бы это значило?

— Когда знаменосец Балдуина нервничает, то вращает штандарт по окружности, — без всякого энтузиазма подхватила игру Джамиля.

— Ну, это неинтересно, — высокомерно фыркнул я и указал на седьмой отряд, к которому был причислен Грегор; он сидел на лошади и наблюдал. — Ты сюда посмотри — пехотинцы потолще поправляют себе мошонку чаще, чем худые.

— А бедняки молятся вслух чаще, чем хорошо одетые, — сказала Джамиля. — У иудеев было бы все наоборот.