Роза Марена - Стивен Кинг

— Нашего ребенка, — поправила ее Рози, и на мгновениепохолодела от страха. Только безумец мог противоречить этой потерявшей рассудокженщине.

Но в голосе Мареновой Розы в мареновом хитонепочувствовалась скорее усмешка, чем гнев:

— Да, да, нашего ребенка, если тебе так хочется. Теперьотправляйся. Помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть. Берегисебя, когда выйдешь из круга моей защиты.

«Как же, — сказала себе Рози. — Я не вернусь сюда, желаявымолить у тебя исполнение очередного желания, в этом можешь не сомневаться. Стаким же успехом можно нанять в садовники Ади Амина или попросить АдольфаГитлера…»

Ход мысли прервался, когда она увидела, как женщина накартине зашевелилась в кровати, натягивая одеяло на голое плечо. Это уже некартина, а нечто большее. Окно.

— Иди, — мягко приказала ей женщина в длинном красномодеянии. — Ты справилась с заданием. Уходи скорее, пока она не передумала; нето у нее изменится настроение.

Рози шагнула к картине, и Мареновая Роза опять заговорила унее за спиной, но теперь ее голос прозвучал не чувственно и сладостно, агромко, хрипло и убийственно:

— И помни: я плачу!

Ресницы Рози дрогнули от неожиданного крика, и она бросиласьвперед, уверенная, что свихнувшаяся женщина в мареновом хитоне забыла обуслуге, которую оказала ей Рози, и вознамерилась убить ее на месте. Онаспоткнулась обо что-то (нижний край картины, может быть?) и поняла, что падает.Ей хватило времени, чтобы почувствовать, как она переворачивается, словноцирковой барабан жонглера, после чего осталось только ощущение мчащейся мимо ееглаз и ушей темноты. Во тьме она расслышала невнятный зловещий звук,отдаленный, но быстро приближающийся. Возможно, это грохот поездов в тоннеляхпод Большим центральным вокзалом в Нью-Йорке, может, то были раскатыудаляющегося грома или же ее слуха достиг топот копыт быка Эриниса. слепомечущегося по коридорам лабиринта с низко пригнутой к земле головой, готовогоподнять на рога похитительницу.

Затем в течение некоторого времени Рози ничего не ощущала.

11

Сон ее, глубокий, бесчувственный и ничем не нарушаемый,похожий на пребывание эмбриона в оболочке с плацентой, продолжался до семичасов утра. Затем Биг-Бен рядом с кроватью вырвал ее из объятий Морфея своимбезжалостным звоном. Рози резко села на кровати, царапая воздух руками, словнокогтями, и выкрикивая слова, которые сама не понимала, — слова из сна, ужезабытого:

— Не заставляй меня смотреть на тебя! Не заставляй менясмотреть на тебя! Не заставляй меня смотреть! Не заставляй!

Затем она увидела стены кремового цвета, диванчик спретензией на солидность, на котором поместилась бы только парочка влюбленных,тесно прижавшихся друг к другу, свет, падающий из окна, и с помощью этих приметзацепилась за реальность, в которой так нуждалась. В кого бы она нипревращалась во сне, куда бы ни заносила ее фантазия, сейчас она не кто иная,как Рози Макклендон, одинокая женщина, зарабатывающая на жизнь читкойхудожественных книг в студии звукозаписи. Она очень долго прожила с плохиммужем, но потом оставила его и повстречала хорошего человека. Она живет вкомнате дома восемьсот девяносто семь по Трентон-стрит: второй этаж, в концекоридора, прекрасный вид из окна на Брайант-парк. Ах да, еще кое-что. Онаженщина, которая больше никогда в жизни и пальцем не дотронется до запеченной втесте горячей сосиски в фут длиной; особенно с кислой капустой. По всейвидимости, сосиски с кислой капустой не находят общего языка с ее желудком. Онане могла вспомнить, что ей приснилось,

(помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть)

однако знала, с чего все началось: с того, что она прошласквозь проклятую картину, как Алиса через зеркало.

Рози еще немного посидела на кровати, как можно плотнеезаворачиваясь в свой мир Рози Настоящей, затем протянула руку к неугомонномубудильнику, но промахнулась и свалила его на пол. Он упал, продолжая издаватьвозбужденный бессмысленный сигнал.

— Найми себе в помощники калеку, за ним интересно наблюдать,— пробормотала она.

Она свесилась с кровати, нащупывая трезвонящий на полубудильник, в который раз очарованная собственными новыми светлыми волосами, —чудесными прядями золотистого цвета, такими непохожими на мышиные волосыпрежней Роуз Дэниеле. Найдя будильник, она нажала большим пальцем на рычаг,выключающий сигнал, и вдруг замерла, ибо ее сознание зарегистрировало странныйфакт. Правая грудь почему-то оказалась обнаженной.

Выключив будильник, она выпрямилась, не выпуская его излевой руки. Откинула одеяло. Нижняя часть тела оказалась такой же голой, как иверхняя.

— Эй, куда подевалась моя ночная рубашка? — спросила она впустой комнате, еще никогда Рози не чувствовала себя в столь дурацкой ситуации…впрочем, ничего удивительного: она не привыкла вечером ложиться спать врубашке, а просыпаться утром нагишом. Даже четырнадцать лет с Норманом неподготовили ее к таким чудесам. Рози поставила будильник на прикроватнуютумбочку, сбросила ноги с кровати…

— Оу-у-у! — вскрикнула она, напуганная болью и тяжестью вбедрах. Болели даже ягодицы. — Ой, ой, оу-у-у-у!

Она села на край кровати и осторожно согнула правую ногу,затем попробовала сделать то же самое с левой. Ноги сгибались, однако при этомвозникала сильная боль, особенно в правой ноге. Словно накануне она провелавесь день в спортивном зале, переходя от одного тренажера к другому, хотя насамом деле самое тяжелое ее вчерашнее физическое упражнение — прогулка с Билломот Корн-билдинга и обратно.

«Звук смахивал на грохот поездов на Большом центральномвокзале», — подумала она неожиданно.

«Какой звук?»

На мгновение Рози едва не поймала воспоминание — во всякомслучае, что-то промелькнуло в голове — но тут же снова растерялась, не зная,что подумать. Медленно и осторожно она встала с кровати, секунду постояла наместе, затем направилась в ванную. Заковыляла в ванную. Правая нога болела так,будто растянула мышцу, каждый шаг отзывался болью в почках. Черт возьми,откуда…

Она вспомнила, что читала где-то о людях, которые иногда«бегают» во сне. Вероятно, тем же самым занималась ночью и она сама; возможно,ночные кошмары, которых она не помнила, оказались такими жуткими, что онапопыталась скрыться от них бегством. Рози остановилась в двери ванной иоглянулась на постель. Измятая, но не скомканная, не разорванная, даже невыбившаяся из-под матраса простыня, чем следовало бы ожидать, если бы онапровела по-настоящему беспокойную ночь.

Впрочем, Рози заметила кое-что, совершенно ей непонравившееся, — нечто, мгновенно вызвавшее воспоминания о старых временах,которые она ни за что не назвала бы добрыми: кровь. Однако следы крови непростыне смахивали больше на отпечатки линий, нежели на пятна, остающиеся послекапель, к тому же находились они слишком далеко от подушки; значит кровь теклане из разбитой губы или носа… разве что ее ночные метания были настолькосильными, что она кувыркалась в кровати. Следующей мыслью было, что ее навестилкардинал (к такому эвфемизму прибегала мать Рози — вообще-то старавшаяся незаводить речь на эту тему — когда ей все-таки приходилось разговаривать сдочерью о менструации), но через секунду она отбросила ее: совсем не то времямесяца.