Сказки Бурого Медведя - Михаил Лепёшкин

только в кошечку я тебя на самом деле оберну, чтоб не отставала да посмирнее была. И тебя, Барсучок, волчонком сделаю. Бельчонок, чтобы его всем волчьим премудростям обучить, у тебя времени только до того, как солнышко до макушек деревьев достанет. Ясное дело, что мало, но больше нет его, остальное в пути освоит. А я пока всё что нужно в дорогу подготовлю.

— Бабушка? — опасливо покосилась на Ягу Лисёнка. — А ты нас с Барсуком потом назад расколдуешь?

— Расколдую, расколдую, — отмахнулась бабка и повернулась к Павлонию: — И тебя расколдую, коли поможешь.

Пёс усиленно завилял хвостом, всем видом показывая, мол, на всё готов, чтобы вернуть свой прежний человеческий облик.

Увела Баба Яга Барсука и Лисёнку в лес, а оттуда вышла уже с волком и маленькой белой кошечкой.

— Зверюшку сию белую по очереди с Барсучонком и Павлонием на загривке нести будете, — показала она Бельчонку на кошечку. — А теперь давай, учи друга волком быть.

Подпрыгнул Бельчонок, через себя перевернулся — и встал на четыре лапы молодой волк! Павлоний от такого аж пасть раскрыл, хвост поджал и предпочёл поближе к Яге подойти да к ноге прижаться.

Время быстро минуло, и как только солнце коснулось макушек деревьев, все были готовы пуститься в дальнюю дорогу.

— Эх, нехорошо начинать дело на ночь глядя, да времени у нас дюже мало, — вздохнула Яга. — Что ж, тронулись.

В этот же день в Лесном провожали воеводу из Старого Колюту с посольством к князю Водимиру. Снарядили его хорошо, двоих воинов дали да из Речного троих человек, чтобы всё как есть обсказали да убедили князя с Карилисом не связываться. Основная же надежда была на болящего, для которого смирную лошадку выделили. Тот благодаря бабкиным стараниям на лошади уже неплохо сидел. Дорога предстояла дальняя и трудная, потому что пробираться надо было непроходимыми лесами да болотами, чтобы Лиходолову войску на глаза не попасться.

Бравута с воинами и всем остальным народом занялись подготовкой к обороне. Сделали засеки на дорогах, разные ловушки на тропах. С лешими и водяными договорились, куда и как ворога заводить, да так, чтобы живыми не выбрались. Женщины запасы готовили да схроны в лесу, чтобы уйти да отсидеться там с детьми малыми. Те же, кто мог оружие в руках держать, целыми днями заняты были — то дозорами, то учением, то изготовлением стрел, сулиц и прочего необходимого оружия и снаряжения.

Правду Ветер сказал Бельчонку, Карилис плыл по реке к своему императору, везя в подарок диковинную птицу и переводчиков Рыся и Любляну в придачу к ней. Вёсла большого корабля ритмично опускались в воду, берега медленно уплывали назад. Карилис сидел на палубе в удобном кресле и прихлёбывал дорогое вино из серебряного с позолотой, украшенного резьбой и драгоценными камнями кубка. Кубок сделан мастером из Речного за сущую безделицу. Он в своё время взял у Карилиса денег на то, чтобы землю для своей мастерской выкупить, но выкупив, не смог заплатить налога и лишился и земли, и мастерской, да и самого с семьёй чуть в рабство за долги не продали. Карилис буквально спас беднягу, дав ему эту работу и материалов на неё, а взамен и нужно-то было в совете заступиться за мастера, и проявив всю свою доброту, простить тому его страшное прегрешение. Благодарный мастер постарался на славу, и теперь за этот кубок можно купить в Греции небольшой городишко с виноградниками, где делают такое чудесное вино! Вот что значит умно повернуть дело — и землю за собой оставить, и кубок чудный получить, да к тому же тот, кого ты сам разорил, тебе же и благодарен.

Да, речные уже не те, что были всего лишь десяток лет назад. Ими управлять просто. Жадность и сиюминутная выгода да доверчивость сгубили их, и теперь земля, на которой они жили, им уже не принадлежит! Правда, земли, которая ещё может хоть что-то родить, остаётся всё меньше и меньше, потому и нужны новые территории. Зачем Карилису грязные пустыни, в которые тут всё скоро превратится? Пусть на них местные и живут, рожают новых рабов, которых можно продавать за хорошие деньги, суля им хорошую жизнь у их новых хозяев.

Карилис улыбнулся, но улыбка медленно сползла с его лица. Он вспомнил о лесной части племени. Никак не думал, что в лице каких-то дикарей из болот он обретёт таких грозных противников. И ведь то ли из-за своей дикости, то ли на самом деле понимая что и как, те не поддались ни на какие посулы, ни на какие блага. Не взяли ни одного займа и предпочитали скорее умереть, чем потерять свою свободу! А сколько им всего обещали! Какие привилегии давали вождям! Ясное дело, что всё это так и осталось бы обещаниями, потому что и люди не вечны, и обещания варварам ни к чему не обязывают, но ведь не поддались их вожди! Почему? Почему? Почему?

Теперь вот приходится с ними воевать. Воевать не потому, что очень уж нужны их леса и болота, а потому, что нельзя оставлять остальному племени надежду на хоть какое-то возрождение. Пока есть эти лесные, остаётся живой сама система, которая может противостоять деньгам и богатству, а Карилис верил, что это самые сильные и верные способы завоевания любого народа и любой территории. Стоит местным всего лишь раз попасть в долг, систему уже не остановить, ибо даже если долг отдан вовремя и сполна, то и у давшего долг прибыток остался, и другие видят, что долг взявшему его пользу принёс, а значит, будут брать более охотно, а значит, будут попадать в Карилисовы сети.

Но что делать с этими тупоголовыми лесными? Почему они не поддались? Вот ворона ихнего словили, почитай главной святыни племя лишилось, а всё равно не сдаётся. Бабка, правда, осталась. Как там её зовут? Яга, кажется. Павлоний Карилису как верный пёс служил, да уйдя эту бабку схватить, и сам будто сквозь землю провалился. Посылали ещё двоих по его следам, но и те не вернулись.

— Приведи сюда дикаря, что у ворона толмачит, — велел Карилис слуге, и когда перед ним встал связанный Рысь с неразлучной женой, обратился уже к нему:

— Скажи мне, варвар, почему вы не приняли тех благ, которые мы вам давали?

— А кто тебе сказал, что это какие-то блага?

— А как же? Разве, например, твоей жене не были б к лицу ткани, из которых сшита моя одежда?

— К лицу может и были бы,