Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы - Олег Вадимович Григорьев

успешной не сама по себе, а, как мы увидим, в рамках определенной конфигурации мировой экономики.

Так что давайте немного займемся историей.

На Западе отделение денег от власти произошло вследствие отсутствия денег как таковых.

Двигателем экономических изменений в экономике является деятельность финансового сектора. Давайте посмотрим, было ли что-нибудь особенное в положении и работе финансового сектора на Западе по сравнению с Востоком.

С точки зрения нашего анализа одним из принципиальных отличий Запада и Востока является отделение денег от власти.

Это обычное различение в исторической и политологической литературе, но, как и в других вопросах, здесь упор делается на большую продвинутость Запада. Он, мол, сумел каким-то образом выработать в себе идею разделения власти и денег, а Восток так и не смог эту полезную идею воспринять, а потому до сих пор и погружен в тотальную коррупцию, которая как коррупция даже и не воспринимается.

На мой взгляд, дело тут гораздо проще. Востоку традиционно, а Западу – в ходе его становления, то есть после распада Римской империи (не будем углубляться далеко в глубь веков), было свойственно соединение власти и богатства. Но на Востоке, с его развитыми торговыми и денежными отношениями, богатство воплощалось в деньгах. А вот на становившемся Западе денег просто-напросто не было. Историкам этот факт хорошо известен. Деньги исчезли, испарились вместе с Западной Римской империей.

Не думаю, что здесь есть какая-то загадка. Они просто были не нужны. Уровень разделения труда упал, города находились в упадке, население перебралось в сельские местности и производило продовольствие, обеспечивая себя самым необходимым. Драгоценные металлы перешли в разряд сокровищ, которые концентрировались в основном в руках церкви и военных вождей. Ну а остальное утекло в Византийскую империю, и оттуда далее на Восток, где деньги были нужнее.

Основной формой богатства в Европе была земля. Так что ситуация на Западе ничем не отличалась от ситуации на Востоке. То, что мы называем феодализмом, и есть соединение власти с богатством, только богатство выступает не в денежной, а в земельной форме.

Я бы хотел обратить внимание еще на один момент, связанный с европейским безденежьем. На Востоке с его развитой денежной системой механизм власти был полностью построен на деньгах. Налогообложение осуществлялось преимущественно в денежной форме, а если и в натуральной, то собранное всегда можно было продать и получить деньги, что и делалось. Значительная часть доходов концентрировалась в руках верховной власти, которая имела возможность «покупать» необходимые ей услуги элиты. Это был регулярно возобновляемый процесс.

В Европе элита вознаграждалась не деньгами, а землей, но сделать это можно только один раз. Когда вся земля роздана, то покупать услуги элиты нечем. Каждый сидит на своей земле и пытается оттяпать кусок у соседа, а до проблем верховной власти ему и дела нет. Собственно, это и называется феодальной раздробленностью.

Если нет возможности воздействовать на элиту сверху вниз с помощью денег, то остается полагаться на право. И вот мы видим сложную систему правовых норм, регулирующих самые разнообразные взаимоотношения между уровнями феодальной лестницы. Право заменяет деньги. Это не очень хороший заменитель, но уж какой есть.

Нам говорят, что у европейских народов лучше, чем на Востоке, развито правосознание, и это, мол, важное отличие, по-видимому опять-таки генетически обусловленное, которое способствовало формированию современной экономической системы. В том, что способствовало, – сомнений нет. Но вот насчет генетической обусловленности или того, что это правосознание приобреталось сознательно, имея в виду последующее развитие экономики, – то это сказки.

Другое дело, что тут мы имеем дело с обычным для истории парадоксом. Получилось, что институт, созданный на определенном этапе истории от нужды, для замены гораздо более эффективного института, который по тем или иным причинам невозможно использовать, в дальнейшем оказывается крайне полезным и необходимым. Мы с этим явлением еще столкнемся.

Но вернемся к отделению денег от власти. Денег не было, не было, и вдруг они в Европе появились. И не просто появились. Европейские купцы очень быстро начинают внедряться на рынки Востока.

Генуэзские купцы контролируют значительную долю византийской торговли, строят крепости в Крыму, начинают проникать все дальше и дальше в глубь Азиатского материка. Острую конкуренцию им составляют венецианцы.

Откуда в Европе появились деньги и откуда такая искушенность в торговле? Нам отвечают: так само собой получилось, опять-таки с намеком на выдающиеся качества жителей Запада. Завелось как-то само по себе, наверное от сырости. В случае с Венецией это объяснение даже и выглядит правдоподобно.

Западная Европа как офшорная зона мировой экономики.

У меня есть гипотеза по поводу того, что случилось. Деньги сами собой завестись не могут, их кто-то должен завести. Про то, как это может происходить, я рассказывал в лекции про деньги. Но ничего подобного в истории Западной Европы мы не видим.

Но деньги можно завезти, и сделать это могли только восточные купцы. А зачем завозить деньги в Европу, которая ничего интересного для мирового рынка произвести не может? Какой еще мотив может заставить переместить деньги на такую территорию?

Этот мотив существует и сегодня, хотя причины для него несколько другие. А зачем сегодня вкладывать деньги, например, в Кипр? Что такого важного для мирового рынка производится на этом острове? Ответ мы все хорошо знаем. Кипр – это офшор, это убежище для денег (естественно, до «стрижки» депозитов). Так вот, моя гипотеза заключается в том, что тогдашняя Европа выступала в роли офшора для глобального рынка Востока.

Почему деньгам Востока требовалось убежище? Да потому, что деньги и власть были слиты воедино. Власть обеспечивала возможность получать деньги, а деньги обеспечивали сохранение властного статуса. Деньги принадлежали не их владельцу, а его социальному статусу. Поддержание же социального статуса требовало высоких издержек, и не только денежных.

Конечно, существовало большое желание «приватизировать» деньги, сделать их своей собственностью, а не принадлежностью элитного статуса, совмещенного с множеством неприятных обязанностей. А Западная Европа как раз была подходящим местом для этого. В ее элитной структуре не существовало места для купца, для человека, просто владеющего деньгами. А выведя деньги в офшор и переместив туда свою операционную базу, можно было продолжать привычные операции. Риск, конечно, был, но зато деньги переходили в полную собственность их владельца и не зависели от случайностей внутриэлитных раскладов на его родине [119].

Так что, думаю, конкуренцию византийским купцам