Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Георгиевич Фельштинский

href="ch2-420.xhtml#id166" class="a">[420] ей соответствуют намеки на отказ Сталина подвергать шахтинцев карам за связи с немцами»[421].

«Я нахожусь под впечатлением Ваших аргументов о том, что у Сталина были прогерманские симпатии, – писал Николаевскому бывший коммунист, а ныне известный советолог Луи Фишер. – Я понимаю, что он приветствовал бы тесное сотрудничество с рейхсвером. Это было в ленинской традиции и началось, как я понимаю, в 1919 году, что означает, что Троцкий и Чичерин, конечно, видели в том выгоду. После того, как Гитлер пришел к власти в январе 1933 года, Сталин выжидал год. Я в тот год был в Москве. […]

Москва всегда боялась иноземного вторжения. В 1934 году Радек сказал мне, что Сталин боится одновременной польско-японской атаки против СССР. По этой причине, главным образом, КВЖД была продана Маньчжоу-Го[422] (Японии) в 1935 году. Безусловно, Сталин мечтал направить гитлеровскую экспансию на Запад. Но германская военная работа в Испании не повредила Гитлеру. Это был способ для тренировки вооруженных сил. Цель сталинской политики в Испании, по-моему, заключалась в том, чтобы заставить Францию и Англию отказаться во внешней политике от умиротворения Гитлера и Муссолини и заставить их встать на путь активного противодействия. Мюнхен показал, что эта попытка закончилась провалом. Чемберлен[423], Даладье[424] и Рузвельт[425] не пошли против Гитлера. Но за это время Сталин через чистки добился того, что он был полностью свободен в своих действиях во внешней и внутренней политике. И конечно же он вернулся теперь к своей цели: сотрудничество с нацистами.

Я думаю, что дата, предшествующая советско-нацистскому соглашению от 23 августа 1939 года, – это 1 апреля 1939 года, день английских гарантий Польше. […] Переговоры с Францией и Англией были открытыми. Переговоры с Германией – тайными. Если бы Сталин хотел прийти к соглашению с Англией и Францией, он поступил бы прямо противоположным способом: вел бы открытые переговоры с Гитлером, чтобы этим оказать давление на Запад для выбивания еще больших уступок. Но Западу было нечего отдать. Они не могли отдать Прибалтийские государства, и соглашение с Западом для СССР означало войну, в то время как соглашение с Гитлером означало отсутствие войны в течение какого-то времени и – империалистическую экспансию – как раз то, что хотел Сталин. Мы расходимся в том […] велась ли серьезно Сталиным политика коллективной безопасности. Я считаю, что Литвинов был в этом вопросе серьезен и что он не мог действовать против воли Сталина. Но эта политика потерпела провал на Рейне, в Испании, и вообще везде. И Сталин отказался от нее и повернулся к Гитлеру»[426].

Николаевский ответил:

«Слуцкий[427], начальник инотдела НКВД, давая инструкции Кривицкому[428], еще в 1935 г. говорил: «Знайте, что с Германией мы так или иначе, но сговоримся». И подлинная внешняя политика шла […] через Слуцкого. Этот последний тогда же говорил Кривицкому: «Помните, что Ваши доклады внимательно читает сам Сталин». […] Сам Сталин всегда мечтал о сговоре с Германией и притом большом сговоре для борьбы против англосаксов. Он был убежденным сторонником Хаусхоферовского варианта геополитики, и сам Хаусхофер[429] в течение многих лет слал Сталину секретные доклады. И Молотов[430] знал, что он говорил, когда в своей речи в Верховном Совете при подписании договора с Гитлером говорил о гениальном провидении Сталина. Конечно, когда Гитлер открыто вел антисоветскую политику, Сталин не мог не выступать против него, но он всегда так поступал, чтобы не сделать соглашение [невозможным в будущем. Это была его борьба за советско-гитлеровский пакт»[431].

«В одном из наших разговоров я Вам сказал, что решение Сталина сговориться с Гитлером относится к апрелю 1936 г., когда стало ясно, что Франция против Гитлера сама не пойдет. Теперь у меня подобрался ряд данных в этом направлении […] И другое: знаете ли Вы что-либо относительно привоза в Россию в апреле 1936 г. архива Горького?[432] И знаете ли, что этот привоз оказал большое влияние на планы Сталина?

[…] История бумаг Горького длинная. Там были записи Горького о разговорах с приезжавшими к нему советскими писателями и деятелями. Оставил их Горький на хранение у своей последней жены (Марии Игнатьевны Будберг, урожденной Бенкендорф, дочери последнего царского посла в Англии; она была в 1917 – 1918 гг. возлюбленной известного Брюса Локкарта[433]. «Маша» – в воспоминаниях последнего; о ней много имеется в воспоминаниях Петерса[434]). Горький поставил условием никому бумаги не выдавать и, даже если он потребует высылки их ему в Москву, отказаться. Сталин в 1935 г., когда Горький заступился за Каменева, отказав в выезде Горькому за границу на съезд писателей в Париж, потребовал выдачи ему архива. За границу приезжала Пешкова[435] с полномочиями от Горького; тогда Будберг передать бумаги отказалась (это я знаю от Кусковой[436], которая тогда виделась и говорила с Пешковой).

Перемена позиции Будберг, по сведениям, объяснялась влиянием Локкарта, который тогда вел особую политику в отношении Москвы. В Москву Будберг приехала в апреле 1936 г., на границе ее ждал особый вагон, с вокзала она поехала прямо к санаторию, где тогда находился Горький, и там встретилась со Сталиным и Ворошиловым. […] Между прочим, знаете ли Вы, что квартира Вильгельма II в Доорне была опорным пунктом работы сталинских агентов?[437] Что секретный памфлет против Гитлера, написанный Матильдой Людендорф, был размножен Кривицким и распространен женой Вильгельма? Это было в 1936 г. – в 1938 г. генералы, посещавшие Доорн, были арестованы. Кривицкий был убежден, что их выдал Гитлеру Сталин»[438].

На этот и без того уже сложный сюжет взаимоотношений накладывалась еще одна линия: коминтерновская. До прихода к власти в Германии нацистов, активизации правых политических сил во Франции и попытки захвата власти фашистами в Австрии советское правительство видело угрозу главным образом и прежде всего в европейской социал-демократии. «Борьба против немецкой социал-демократии, как основной силы, которая в Германии сопротивляется реваншистской политике рейхсвера, – записал в заметках для себя Николаевский. – Плебисцит против правительства социал-демократа Отто Брауна (1931 г.), проведенный совместно коммунистами и гитлеровцами по указанию рейхсвера (борьба в этой связи в рядах немецкой компартии). Два основных течения в рядах немецких националистов и их отношение к России: рейхсвер – сторонник сотрудничества; наци – противники. Кризис 1932 г. в Германии и победа наци: поражение политики Сталина»[439].

В целом того же мнения придерживался Абрамович:

«Весь ход событий в Германии после 31 января