Первая конная армия - Семен Буденный

Так ведь командир он, сразу можно признать, — оправдывался молодой боец.

Командир, командир, — подтвердил мой ординарец.

Куда же вы идете? — продолжал я расспрашивать бойцов.

Как куда? Наступаем согласно приказу.

Наступаете! А где ваши командиры, где винтовки?

Командиры позади, едут на санях. Там и наши винтовки. Мы же идем с тылу. Вон в той деревне выдадут винтовки, погреемся, да и дальше.

Вот что, ребята: вы дальше той деревни не ходите. Там за высотками белые казаки, заберут они вас в плен, а то и порубят.

Чего белые, когда впереди Абыденный — ты, брат, не сбивай нас, сами знаем, куда идтить.

Нет, там белые! Красные заняли Новый Оскол. Держитесь левее — и вы свяжетесь с нашей 6-й кавалерийской дивизией.

Да ты нас не агитируй! Абыденный давно ушел вперед.

Так я и есть Абыденный, — засмеялся я, догадываясь, что речь идет обо мне.

Старый солдат снял папаху, посмотрел на меня, как бы прицеливаясь, и сказал:

Тоже мне Абыденный нашелся!

Дураки, слушать надо, правду вам говорят, — вмешался Кравченко.

А ты проваливай своей дорогой, молод учить-то.

Поднялся шум.

Ну, Николай, поехали. Там наша застава задержит их.

Колонна растянулась по полю и, казалось, не будет ей конца.

К утру мороз начал крепчать. Мы подъезжали к поселку Барсук, где по донесению Городовикова должен был остановиться штаб его дивизии.

Перед глазами у меня все еще стояла нескончаемая цепочка бойцов-пехотинцев, мерзнущих в своей плохой одежонке, должно быть голодных, но упорно пробиваюшихся вперед, к желанной победе. 4 В каких неимоверно тяжелых условиях люди борются за свою народную власть, за землю и свободу», — думал я.

Городовикова мы отыскали быстро. Несмотря на ранний час, он и его начальник штаба Косогов были уже на ногах. Ока Иванович доложил мне о ходе прошедших боев. Я в свою очередь информировал его о своем решении прекратить наступление армии впредь до уточнения задачи и указал порядок действий 4-й дивизии. В частности один из полков дивизии я приказал разместить в Велико-Михайловке в связи с тем, что сюда должно было приехать командование фронта.

Городовиков предложил мне завтрак, но я не спал ночь и так устал, что было не до еды. Не снимая гимнастерки, я лег в постель Городовикова, но поспать не пришлось: прискакал боец с донесением от Тимошенко.

В донесении говорилось, что 3-я бригада 42-й стрелковой дивизии, продвигавшаяся к линии фронта без оружия, попала под удар белоказаков и потеряла около полутора сотен человек; бригада была бы полностью уничтожена, если бы не подоспели на помощь части 6-й кавалерийской дивизии.

Вот вам и результат наступления «согласно приказу», — вслух подумал я и рассказал Городовикову о своей встрече с

й бригадой, а в заключение прочел донесение Тимошенко.

Эх, попал бы мне командир этой бригады... — зло бросил Городовиков. — Стрелять надо таких, и больше ничего.

Взволнованный участью 3-й стрелковой бригады, я долго молча ходил по комнате.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный краснолицый детина. Обращаясь ко мне, он забасил:

Вы будете кавалерийский начдив? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я командир 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии. Представьте себе, второй день ищу свою бригаду, а ее и след простыл. Вот вам и пехота не шагает, а летит...

Я, до боли сжав кулаки, шагнул навстречу вошедшему.

А, вот вы где! Вот как вы командуете!

Городовиков, положив руку на кобуру нагана, искоса угрожающе поглядывал на краснолицего.

Где вы были, когда бойцов вашей бригады рубили казаки? — едва сдерживая себя, спросил я этого горе-комбрига.

Он залепетал что-то невразумительное и, озираясь по сторонам, начал пятиться к двери, споткнулся о порог комнаты и с грохотом вывалился в сени. Городовиков бросился за ним и ловко угостил его тумаком. Вернувшись, Ока Иванович пожаловался:

Зло берет, упустил. Здоровый, черт, я его... а он на лошадь вскочил и ускакал.

Расстроенный и возмущенный случаем с 3-й стрелковой бригадой, я поехал в Велико-Михайловку, решив найти начальника 42-й дивизии и арестовать его. Но найти начдива сорок второй мне не удалось. Побывав в частях и осмотрев в Велико-Михайловке помещения, приготовленные для штаба армии, поздно вечером я приехал в Новый Оскол.

Меня встретил комендант штаба армии Гонин.

Где Погребов? — спросил я Гонина.

Да носится где-то со связью, товарищ командарм. Опять какой-то полк 42-й стрелковой дивизии перехватил провод...

Вскоре в штаб прибежал Погребов. В ответ на мой вопросительный взгляд он, поеживаясь, развел руками...

Я сердито накинулся на него.

Какая сатана там перехватывает связь?

В это время в комнату к нам вошли два командира и представились. Один из них оказался начальником штаба 42-й стрелковой дивизии, второй начальником связи этой дивизии.

Вот вы мне и нужны. Кругом отличается 42-я стрелковая дивизия, а начальника не найдешь!

Я был намерен отчитать их так, чтобы помнили всю жизнь, но вбежал Гонин и прервал меня.

Связь в семи километрах от Нового Оскола перехватила 42-я стрелковая дивизия, — доложил Гонин. — Связисты 42-й дивизии потянули провод в город.

Как это потянули? — обратился я к начальнику штаба дивизии.

Возможно, что так, — ответил тот. — Но вы не беспокойтесь, связь тянут в штаб дивизии, а мы к вашим услугам.

Ну, хорошо, — согласился я. — Вы только проследите за своими людьми. Со связью у меня скандал, и всё из-за ваших частей. Давайте сверим часы, и ровно через четыре часа доложите мне, что связь с фронтом установлена. Вот мой начальник штаба. Держите с ним связь.

Все ушли... Я лег спать и ровно через четыре часа проснулся.

Вошел Погребов.

Связь есть? — спросил я.

Нет, Семен Михайлович.

Как нет?

Куда-то пропали эти из сорок второй дивизии.

Я вышел из себя.

Где Гонин? Пусть сейчас же подает сани!

В сани сели я, Погребов, начальник снабжения армии Сиденко и Гонин. Приехали в штаб 42-й стрелковой дивизии, а там, кроме часового, — никого.

В помещении штаба дивизии, освещенном тусклым светом фитиля, стоял длинный конторский стол да несколько старых, ободранных стульев. В маленькой прихожей были свалены в кучу несколько мешков с бумагами, десяток катушек с проводами и какие-то полуразбитые ящики.

Где начальство? — спросил я у часового.