Шепот за окном - Алекс Норт

Фрэнсис опять стал есть пюре, думая, что вскоре этот человек может пожалеть о своем поступке. Поскольку его отец – настоящий король здесь, и это делало Фрэнсиса членом королевской семьи. Пока он ел, украдкой бросал взгляды на стол, где его отец восседал перед своими придворными. Заключенные смеялись, но они располагались слишком далеко от Фрэнсиса, чтобы он мог услышать сквозь прочий шум, о чем они говорят. Правда, его отец не смеялся. И хотя Фрэнсису казалось, что остальные время от времени посматривают в его сторону, но только не его отец. Нет, Фрэнк Картер просто быстро ел, время от времени промакивая бороду салфеткой, но в остальном же неотрывно смотрел прямо перед собой, работая челюстями, словно в голове у него прокручивалось какое-то серьезное деловое предприятие.

– Я сказал, не копайся!

В последующие дни у Фрэнсиса выпадали случаи опять увидеть Картера, но каждый раз это было одно и то же. Он каждый раз впечатлял своими габаритами – всегда башней возвышался над остальными фигурами вокруг него, словно отец в окружении собственных детей. И каждый раз словно совершенно и не подозревал о существовании Фрэнсиса. В отличие от кружка прилипал вокруг него, он даже ни разу и не посмотрел в его сторону. Но Фрэнсис постоянно чувствовал его. Лежа по ночам совсем один в своей камере, ощущал чуть ли не осязаемое присутствие своего отца, пульсирующее где-то сразу за пределами досягаемости, за толстой дверью и стальными переходами.

Предчувствие неуклонно нарастало, пока сегодня он не понял, что момент настал.

«Я взрослый человек, – думал сейчас Фрэнсис. – И я не боюсь».

В тюрьме, как и всегда в это время, воцарилась тишина. Кое-откуда еще доносились отдаленные шумы, но в его собственной камере было так тихо, что он мог слышать собственное дыхание.

Он ждал.

И ждал.

Пока, наконец, не услышал приближающие по проходу шаги, звучащие одновременно и опасливо, и радостно-возбужденно. Фрэнсис встал, прислушиваясь теперь более внимательно; сердце учащенно забилось в надежде. Там был не один человек. Негромкий смешок, за которым последовало шиканье. Звякнули ключи. Это имело смысл – у его отца тут есть доступ ко всему, чего ему захочется.

Но было в этом шуме и еще что-то почти издевательское.

За дверью камеры кто-то прошептал его имя:

«Фрэнс-сис-с…»

И тут она открылась.

В камеру ступил Фрэнк Картер – гора человеческой плоти почти полностью заполнила дверной проем. Света только-только хватало, чтобы Фрэнк мог различить лицо своего отца, увидеть выражение на нем, и…

Он вновь стал ребенком.

И перепугался до чертиков.

Поскольку Фрэнсис слишком хорошо помнил выражение на лице своего отца. Оно всегда появлялось на нем, когда он ночью входил в комнату Фрэнсиса и приказывал встать и спуститься вниз, поскольку там надо было кое на что посмотреть. Ненависть и отвращение, которые Фрэнсис видел на этом лице, тогда по необходимости сдерживались и были направлены на других в его доме. Но здесь и сейчас, наконец, уже больше не было нужды сдерживаться.

«Помогите!» – подумал он.

Но рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Не больше, чем все эти годы назад. Некого звать, кто мог бы прийти на выручку.

И никогда не было.

Шептальщик медленно приближался к нему. Трясущимися руками Фрэнсис полез вниз, взялся за подол своей футболки.

А потом полностью натянул ее себе на лицо.

– Па, ты вообще в порядке?

– А?

Я помотал головой. Я сидел у кровати Джейка, держа «Силу трех», раскрытую на последней странице, и уставившись в пространство. Мы только что дочитали книгу, и тут меня вдруг накрыло. Потерялся в собственных мыслях.

– В полном порядке, – ответил я.

Судя по выражению лица Джейка, он мне нисколько не поверил – и, конечно же, был прав. Я был далеко не в порядке. Но мне не хотелось рассказывать ему, как я последний раз увидел своего отца в больнице в тот день. Со временем, наверное, расскажу, но он по-прежнему столького не знал, а я не был уверен, что у меня найдутся слова, способные объяснить хотя бы что-то из всего этого или заставить его понять.

В этом смысле абсолютно ничего не изменилось.

– Да просто эта книга… – Я закрыл ее и задумчиво провел рукой по обложке. – Я не читал ее с тех самых пор, как был мальчишкой, и, наверное, она вызвала какие-то воспоминания… Немножко заставила меня почувствовать, что я опять твоего возраста.

– Вообще не могу поверить, что когда-то ты был моего возраста!

Я рассмеялся.

– Трудно поверить, говоришь? Обнимашки?

Джейк откинул одеяло, а потом выбрался из постели. Я отложил книгу, когда он влез мне на колено.

– Аккуратней!

– Прости, папа.

– Да ничего. Просто напоминаю.

Прошло уже около двух недель с тех пор, как я получил раны от рук Джорджа Сондерса – человека, которого, как я теперь знал, некогда звали Фрэнсис Картер. Я до сих пор точно не знаю, насколько был близок к смерти в тот день. Многого из этого даже толком не помню. Бо́льшая часть того, что произошло в то утро, совершенно размылась, словно охватившая меня тогда паника все это стерла и не позволила сохранить в памяти. Первый день в больнице – примерно то же самое: моя жизнь лишь медленно вплывала в фокус. Теперь я остался с повязками поперек одного бока, неспособностью как следует перенести вес на ногу с этой стороны и пригоршней впечатлений, представляющих собой едва ли нечто большее, чем отрывочные воспоминания о приснившемся во сне: Джейк истошно зовет меня; охватившее меня отчаяние; необходимость во что бы то ни стало добраться до него.

Тот факт, что я был готов умереть ради него.

Теперь он обнял меня, совсем легонько. Но все равно мне пришлось сделать все возможное, чтобы не поморщиться. Я был рад, что не нужен ему, чтобы носить его по лестнице на руках в этом доме. После всего, что случилось, я волновался, что он будет бояться еще сильнее, чем всегда, и что это поведение – боязнь лестницы – может вернуться; но правда заключалась в том, что он управился с ужасами того дня гораздо лучше, чем я себе воображал. Наверное, даже лучше меня самого.

Я обнял его в ответ так крепко, как только смог. Это было все, что я когда-либо мог сделать. А потом, когда Джейк забрался обратно в постель, остановился в дверях, секунду наблюдая за ним. Он выглядел таким умиротворенным, теплым и защищенным, с Пакетом для Особых Вещей, лежащим на полу рядом с ним… Я не стал говорить ему, что заглядывал в него тем утром, или что я там нашел, или правду про маленькую девочку. Это тоже было то – по крайней мере, на данный момент, – для чего у меня не было подходящих слов.

– Спокойной ночи, дружок. Люблю тебя.