Миры под лезвием секиры - Николай Чадович

Засмеялся один только Толгай, который, конечно же, ничего не понял. Смыков печально вздохнул и собрался было сделать замечание относительно плачевного состояния мозгов Зяблика, но в этот самый момент чистюля Лилечка, внимательно наблюдавшая за всеми манипуляциями бегемотьего хвоста, подала сигнал тревоги. Вся компания плотно сгруппировалась и проворно укрылась брезентом, по которому без промедления забарабанило что-то более густое, чем дождь, но менее плотное, чем град.

Верка, волею обстоятельств вынужденная прижаться к Зяблику, уткнулась носом в бархатный кисет и, вдыхая странный, ни на что другое не похожий аромат, тихо сказала сама себе:

— Нельзя, чтобы человеческие желания сами собой исполнялись… Но как же этого хочется…

С тех пор, как Верка осознала себя личностью (а случилось это еще в младшей группе детского сада), ее главным, заветным, так сказать, желанием стали особы противоположного пола: мальчики, юноши, мужчины и даже некоторые старички. Желание это изначально не имело ничего общего с плотской страстью — плоть как раз и не досаждала Верке ни в трепетной юности, ни в матерой зрелости. Ей хотелось от самцов совсем другого — обожания, восхищения, поклонения, раболепия.

К восьмому классу выяснилось, что это скромненькое желание ничем конкретным не подкреплено. Никто не зарился на худенькую белобрысую девчонку с оттопыренными ушами и проволочной шиной на передних зубах. Сколько горя ей это доставило, сколько страниц дневника было исписано самоуничижительными, мазохистскими откровениями, сколько слез впитала пуховая девичья подушка!

Почти все ее подруги, юные телки, набравшие к тому времени рост и тело, уже гуляли с парнями, а некоторые успели отведать греховную сладость не только от губ и рук своих кавалеров, но и от прочих мужских достоинств. А вокруг Верки словно пустота образовалась.

Другая на ее месте смирилась бы с горькой участью замухрышки, ушла бы в себя или, наоборот, в общественную работу, но Верка обладала не только горячим желанием осуществить свою мечту, но и некоторой смекалкой. Вскоре она уже знала безотказный способ привлечения мужчин.

Нельзя сказать, что Верка дошла до этого открытия исключительно своим умом. Кое в чем ей очень помогли порнографические журналы, хранившиеся у старшего брата в чемодане с двойным дном. Тайник этот он оборудовал, покидая дружественную страну Египет, где целых два года ремонтировал зенитные установки «Шилка», прикрывавшие Суэц и Асуан от израильских воздушных пиратов. На покупку непристойной макулатуры, выпускаемой специально для советских специалистов и весьма недешевой по местным понятиям, уходила немалая часть солдатского жалованья.

Венцом братовой коллекции был многоцветный журнальный разворот, изображавший пышное женское тело в заднем ракурсе. В оба естественных отверстия неизвестной фотомодели — лицо ее в кадр не попало — были глубоко и плотно забиты мускулистые, покрытые вздувшимися жилами мужские члены, обладатели которых тоже остались за кадром.

У какой-нибудь другой рано развившейся малолетки такая картина могла бы вызвать незабываемые эротические фантазии, у Верки она вызвала лишь чисто технический интерес.

К своему первому опыту пятнадцатилетняя Верка готовилась весьма тщательно

— нарядилась во все самое лучшее, слегка подкрасилась маминой косметикой и даже сняла с зубов шину, что ей строго-настрого возбранялось. Жертвой она выбрала таксиста, мужика, не вышедшего рожей, но с обильной растительностью на доступных взору участках тела, что в теории должно было свидетельствовать о его любострастии.

Не подозревая никакого подвоха, он вывез нахальную малолетку из города в зону отдыха Сосновый бор. Когда же встал вопрос о расчете, Верка предложила таксисту на выбор — либо деньги, либо девичье тело. Поскольку речь шла всего о восьмидесяти копейках — цене шести пустых бутылок, — таксист выбрал второе, хотя и поинтересовался наличием у пассажирки венерических заболеваний.

Любовные утехи происходили под пологом вековых сосен, на чехле от заднего сиденья автомобиля. Того, кто оказывался снизу, кусали в обнаженное тело муравьи, того, кто сверху, — комары.

Верка стойко перенесла расставание с девственностью и даже вида не подала, что ощущает боль. Смотрелись они вдвоем как слон и моська, но Верка была из породы тех мосек, что уже с отроческих лет умеют верховодить слонами. Перед своим случайным партнером она имела одно существенное преимущество — в то время как тот сгорал от животной страсти, она эту страсть только имитировала. Зато делала это так старательно и вдохновенно, что никто не сумел бы заподозрить в ней дебютантку.

Наутро в Талашевскую милицию поступило два заявления, — одно, телефонное, от руководства таксопарка, второе, письменное, от родителей Верки. Оба касались пропажи людей, но самый проницательный сыщик не смог бы увязать их воедино. Ну что, спрашивается, могло быть общего у школьницы-вертихвостки и сорокалетнего ударника коммунистического труда, члена партии и примерного семьянина?

Заявления приняли к сведению неохотно, но зарегистрировали и передали на исполнение участковому, за которым числилось не меньше дюжины бумажек аналогичного содержания. Естественно, он не бросился тут же искать пропавших, и правильно сделал — спустя двое суток оба вернулись в объятия семьи и в лоно коллектива.

Таксист, кстати, несмотря на свою физическую измотанность, был согласен продолжить этот пикник и дальше, но Верка не собиралась пропускать контрольную по математике. Впрочем, и так уже было ясно — она своего добилась. Таксист глядел на нее телячьими глазами, по первому требованию гонял в город за мороженым, конфетами и напитками, а обессилев окончательно, принялся вылизывать ее тело языком.

При расставании он сказал:

— По гроб жизни эти три дня не забуду. До самого нутра ты меня пробрала. У меня ведь жена так, колода колодой… Если что, только свистни — все для тебя сделаю.

— И жену бросишь? — лукаво спросила Верка.

— По первому твоему слову, — не задумываясь, ответил тот.

Во время домашнего следствия Верка придумывать ничего не стала, рассказала все как есть, без утайки, только имя своего дружка сохранила в тайне. Без головомойки, конечно, не обошлось, но к этому она была заранее готова. Закон природы: если где-нибудь убудет, то в другом месте обязательно прибавится. Девственность убыла, зато прибавилось несколько синяков на попке. Вот и все дела.

Из курса химии Верка знала, что опыт может считаться состоявшимся, если есть возможность повторить его. Поэтому через месяц она вновь исчезла из дома. На этот раз полигоном для любовных игр была избрана не продуваемая всеми ветрами комарино-муравьиная поляна, а вполне благоустроенное общежитие приборостроительного техникума.

Спустя трое уже ставших для нее законными суток Верка приобрела не только кучу обожателей, но и общегородскую славу несравненной трахалыцицы. Поклонники ходили за ней косяком, но теперь Верка давала с разбором и только тем, кого могла привязать к себе хитро свитой ниточкой сексуальной зависимости. Техника ее постепенно шлифовалась, и при желании она могла бы поднять из гроба даже мертвеца, лишь бы только он был мужского пола.